Почему Я? Часть 2 - Владимир Германович Корешков

целей. Да, грязные, да, антисанитарные, но других не было. Алтона лила на раны чистую воду, промывая их, а я, преодолевая брезгливость, разрывая руками и зубами тряпки на лоскуты, перевязывал раны.

Юкиан морщился от боли, но держался бодрячком, хотя было видно, что давалось ему это с трудом. Закончив с Юкианом, мы перешли к Тли – там тоже было все печально, но опять же не смертельно. Месяцок в лазарете, на коечке – и восстановился бы, организм-то сильный. Тли кусал губы, чтобы не кричать, когда мы его перебинтовывали, и смотрел на нас доверчиво, благодарно, с надеждой – глазами больного ребенка, о котором заботятся добрые доктора, точно знающие, как ему помочь и вылечить. Надо же, поразился я, сам такой большой, здоровый, а по взгляду совсем еще дитя.

Подошли Гоздий с Перменэ.

– Ну что там? – Гоздий заботливо согнулся над Тли.

– Надо отлежаться – и все будет хорошо. Выздоровеет, – ответил я.

– Понятно, – пошкрябав пятерней подбородок, задумчиво процедил Гоздий. – Жаль, конечно, очень жаль, – после короткой паузы промолвил он. Затем виртуозно, как всегда, напоминая фокусника, вытащил кинжал из-за пояса и легко перерезал горло Тли.

Тот, как теленок на бойне, с удивлением вытаращив глаза, беспомощно двумя руками пытался закрыть рану. Куда там. Порез был очень глубокий, и кровь, качаемая здоровым крепким сердцем, шумно булькая, быстро покидала мощное тело атлета. Я был обескуражен.

– Зачем ты это сделал?! – закричал я. – Ведь тебе было сказано – он выздоровеет.

– А если нет? Ты что, Сталексий, лекарь, чтобы давать такие гарантии? У меня нет времени и денег ждать, когда он восстановится. Через несколько дней новые выставочные бои. Таскать повсюду за собой балласт я не намерен, потому как не настолько богат, чтобы зазря кормить нахлебников. Мне нужны не полудохлые доходяги, а бойцы, которые будут выходить на арену и сражаться.

Гоздий попытался подойти к Юкиану.

Я перегородил ему дорогу.

– Этот сможет драться и побеждать. Гарантирую, – глядя ему в глаза, чеканя каждое слово, твердо сказал я. – Заявишь в следующей схватке нас двоих, и мы порвем на арене всех. Я тебе это обещаю.

Мы некоторое время, стоя напротив, буравили друг друга взглядами. То ли уверенность, которую я вложил в свои слова, то ли он что-то разглядел в моих глазах, а может, просто не хотел, идя на конфронтацию, терять лучшего бойца, но Гоздий отступил.

– Ладно. Считай, что убедил, – криво усмехнулся он. – Но под твою ответственность.

– Договорились, – облегченно выдохнул я. – Только два раза в день, пожалуйста, посылай Алтону, чтобы помогла мне делать перевязку.

Гоздий утвердительно кивнул.

– Да, и еще, – его глаза полыхнули недобрым огнем. Он ткнул в мою сторону указательным пальцем. – Не дай тебе бог, если по какой-то причине он не выйдет на бой. Спрошу по полной с обоих, и на галеру его тащишь ты. Помощи не будет. Перменэ, проследи.

– Без проблем, – откликнулся тот.

Затем Гоздий развернулся к нам спиной и, не поворачиваясь, буркнул:

– Алтона, за мной на закупку провианта в дорогу.

– Ну чего стоишь?! – прикрикнул на меня Перменэ. – Слышал, что хозяин сказал? Помощи не будет. Хватай этот мешок с говном – и понес.

С трудом оторвав обездвиженное и от этого еще более тяжелое тело от земли, я взвалил его себе на плечи.

– Спасибо тебе, Сталексий, век не забуду, – еле слышно слабеющим голосом прошептал Юкиан.

– Рано благодаришь. Теперь тебе надо быстро поправляться, иначе нам обоим несдобровать.

На галеру я его еле допер. Только теперь, прочувствовав на своей шкуре, я осознал, какой подвиг во время Великой Отечественной войны совершали девчушки-санитарки, вынося на себе раненых с поля боя.

Уложив Юкиана на койку, предварительно напоив и подождав, пока он забудется в тяжелом сне, я взялся за дело.

Нас из гладиаторов Гоздия осталось двое, а деревянных ложек – четыре. Достав небольшой ножик, реквизированный мною у покойного Хмурого и спрятанный перед тем, как покинуть арену, со всеми предосторожностями в личном, так сказать, белье – набедренной повязке, я начал вырезать из ложки нательный крестик. Работа шла споро. Вскоре появилась Алтона. С кувшином воды, плошкой с какой-то зеленоватой жижице и кипой чистых тряпок в руках. Как унесла-то все за раз? Ума не приложу. Мы разбудили Юкиана со всеми предосторожностями, чтобы доставить ему как можно меньше боли. Содрали с него старые грязные тряпки, пропитанные запекшейся кровью, тщательно промыли раны. После чего Алтона брала горстку ядовито-зеленой жижицы и прикладывала к ране, а уж затем мы сообща накладывали повязку из чистой ткани, перебинтовывая пораженное место. Я принюхался. Хм, хорошо пахнет. Обычно всякие лекарственные мази воняют каким-то дерьмом.

– Что это? – спросил я ее.

– Специальное варево из особых трав – обеззараживает и поможет ранам быстрее затянуться. Мне еще моя бабушка рецепт подсказала.

– А где травы взяла?

– На базаре купили.

– Надо же. Гоздий сподобился позаботиться о раненом, – удивился я. – На него это как-то не похоже.

– Куда там, – махнула Алтона рукой. – Этот, кроме себя, никогда ни о ком не позаботиться. Просто я сказала ему, что эти травы – хорошая приправа к еде, а еще поддерживают мужскую силу. Ну, вот и все с Юкианом. Мы пока закончили, – сказала она, ставя кувшин и пустую плошку в сторону. – А это то, Сталексий, что ты просил, – она достала тонкую бечевочку.

– Спасибо тебе, Алтон, – я бережно взял бечевку из ее рук, продел в крестик, крепко завязал, после чего надел на себя.

Юкиан и Алтона с неподдельным интересом следили за моими действиями.

– Что ты делаешь? Для чего тебе этот крест? – спросила Алтона.

– Это, – я указал пальцем на крестик, – символ моей веры в бога.

– Какого именно из богов? – озадаченно поинтересовался Юкиан.

– Бог един, и имя ему – Создатель, – повторил я то, что до этого говорил Алтоне.

– Это тот бог, который тебя защищает на арене и дает силы?

– Да, так и есть.

– Расскажи нам о нем, – попросил Юкиан.

Я задумался. С чего начать? Вспоминая, что знал сам и что подчерпнул из наших долгих разговоров с Геллой, а еще все эти знания надо как-то обобщить и донести до их понимания доступным для них языком. Я начал с того, что всё, всё на свете вокруг нас, что только существует, что мы видим, слышим, осязаем, – это дело рук Создателя. Когда я дошел в своем повествовании до сына господнего и его праведных дел на земле, то многие события и факты трактованы были мной, ну, скажем так, уж очень вольно и подогнаны под реалии именно этого юпинянского