Почему Я? Часть 2 - Владимир Германович Корешков

А на мои плечи горами почище Джомолунгмы наваливается глухое безразличие, глубокая усталость и полнейшая апатия. Адреналин, который до этого, подзаряжая, переполнял меня, давал неукротимую энергию и фантастическую концентрацию, куда-то улетучился, испарился без остатка. Организм требовал отдыха не только физического, а может, даже больше морального.

Я окинул взглядом дело своих рук – три бездыханных тела валялись в разных углах арены, там, где их застала смерть. Понятно как божий день, что покойные, скорей всего, не были агнцами божьими, а в случае с подонком Хмурым – так он точно заслуживал такой участи. Но радости от победы в схватке с тремя гладиаторами у меня не было.

На арену деловито, как грифы-стервятники, выбежали мусорщики. Им надо срочно убрать трупы. Потому что далее последует еще один бой. Новые бойцы, радуя публику, будут вспарывать друг другу животы, дробить кости и рвать глотки.

Один из уборщиков споро, со знанием дела схватил труп Хмурого за ноги, намереваясь таким образом утащить с арены.

– Постой, – остановил я его. – Это мое, – как можно увереннее заявил я, указывая на амуницию убитого – короткую кольчугу, наколенники и налокотники.

Он молча пожал плечами и дал мне время содрать с покойного все, что мне было надо. Я еще и шлем его подобрал.

Это не был акт мародерства в полном понимании этого слова, скорее я забирал трофеи, которые в будущем должны помочь мне уберечься от тяжелых ран и выжить, потому как я ни на грамм не сомневался в том, что Гоздий скоро выставит мою кандидатуру на бой. Здесь, как говорится, и к бабке не ходи.

Навьюченный как мул, крепко прижимая тяжелую добычу к своей груди, я вышел с арены через те же ворота, через которые вошел. За растрескавшимися деревянными воротами в кишке полутемного помещения, своего рода чистилища, откуда выходят на манеж биться гладиаторы и куда потом возвращаются сами или их истерзанные трупы затаскивают уборщики, меня уже поджидали довольные Гоздий, Перменэ и кое-кто из матросов, взятых ими с собой на берег для посещения в качестве поощрения столь восхитительно-увеселительного мероприятия. Тут же была и Алтона. После того как все закончится, она как кок обязана была под присмотром Гоздия или Перменэ прикупить на местном базарчике провиант в дорогу.

Я устало бухнулся на скамью.

– Молодец, – хлопнул меня по плечу Гоздий, широко улыбаясь при этом. Правда, улыбка его больше напоминала хищный волчий оскал. – Ни секунды не пожалел, что тебя приобрел. Вот нутром чую – ты мне еще много денег принесешь.

Кто-то из команды уже заковывал мои ноги и руки обратно в кандалы.

– Чего все в руках держишь? Клади на землю, – указал Перменэ на мои трофеи.

– Это мое, – упрямо заявил я.

– Ха, конечно, твое – заслужил, – весело хмыкнул Гоздий. – Но ты же знаешь правила – получишь только перед следующим боем, а сейчас приберем это от греха подальше.

Мне пришлось подчиниться и скинуть добытую мною с таким трудом амуницию на пол. Гоздий кивнул, и его подручные подхватили, разобрав все.

– Ладно. Сиди пока, отдыхай. Сейчас еще один бой – и потопаем на галеру. Там тебя ждет добрый ужин и крепкий сон.

Гоздий был явно в приподнятом настроении. Еще двое наших должны были сейчас выйти на арену, чтобы биться, – это Юкиан – хлопец, который с первых минут моего появления взял надо мной шефство, разъясняя, как все обстоит, что можно, чего нельзя, и считался как бы моим приятелем. А также молчун Тли – здоровый парень, державшийся от всех обособленно и которого, казалось, кроме еды, ничего более не интересует.

Успеха пожелал я ребятам. Юкиан, повернувшись, вымученно улыбнулся.

– Спасибо, Сталексий. Надеюсь, все для нас пройдет удачно и мы победим.

Молчун Тли ничего не ответил и даже не обернулся, только кивнул.

Все ушли. Юкиан и Тли – на арену, Гоздий, Перменэ и экипаж галеры – на трибуны наблюдать за схваткой. Со мной осталась только Алтона. Снаружи доносится голос трибуна, представляющего пары гладиаторов, потом рев толпы, жаждущей крови, и неважно, чья она будет. Алтона подошла ко мне и встала передо мной на колени. Заставив меня вздрогнуть, припала своими губами к моим рукам, горячечно целуя их, неистово зашептала:

– Благодарю тебя, Сталексий, и боготворю твои руки.

Она видела бой и видела, с кем я дрался.

– Я буду за тебя молиться всем богам.

– Бог един, Алтона, – заметил я. – Запомни это, и имя ему – Создатель.

– Значит, я буду молиться ему. Что я могу для тебя еще сделать? – она преданно снизу вверх смотрела мне в глаза.

Я погладил ее по голове. От всего пережитого в ее густых волосах появилась проседь. В уголках темных красивых глаз собрались морщинки. Боже мой… эта несчастная женщина столько всего перенесла и предлагает мне свою помощь. Хотя самой бы помощь очень не помешала. Ее теперешняя жизнь горче полыни – она кашеварит с утра до вечера, а по ночам попеременно ее пользуют Гоздий и Перменэ. Рано или поздно они насытятся, она им надоест, и ее отдадут команде, вот тогда Алтоне придется совсем кисло. Наверное, первый раз за всю свою не такую долгую жизнь я ощутил острую потребность помолиться. И совсем не так, как некоторые мои современники, отдавая дань моде, фиглярствовали, ходя в храм. А по-настоящему, от всей души, от всего сердца, до чистых искренних слез.

– Знаешь, Алтона, если сможешь, достань мне тонкую бечевку вот такого размера, – попросил я и показал руками нужную мне длину.

Она, не задавая лишних вопросов, просто сказала:

– Хорошо, – поцеловала еще раз мои руки и только после этого встала. Прямая, гордая, несломленная.

Бой Юкиана и Тли был скоротечен – повеселив от души публику, победили, но победа досталась им дорогой ценой. С арены они ввалились, опираясь друг о друга, все израненные. Мочи хватило только на это. У них больше не было сил не только поддерживать товарища, но и самим стоять на ногах. Оба повалились на пол. Мы с Алтоной в первую очередь подбежали к Юкиану – раны серьезные, но не смертельные. Сейчас главное – кровь остановить.

– Давай воду и тряпки сюда, живо, – приказал я Алтоне. Она тут же принесла кувшин, наполненный чистой водой, а вот тряпки пришлось взять из кипы набедренных повязок, что лежали в углу. Раньше они принадлежали кому-то из гладиаторов, а сейчас, после их смерти, были скинуты в единую кучу, и когда бои завершатся, наверное, выкидывались, а может, использовались для каких-то других