Простые истины - Андрей Александрович Васильев

— Понял, — кивнул Олег и примостился у выбитого окна так, чтобы ему и зал было видно, и двор весь просматривался. Елена же вернулась к облюбованному ей ранее столу, устроилась за ним так, что ее из коридора никак разглядеть было нельзя, прильнула спиной к стене и прикрыла глаза.

Ровнин подбросил на ладони берушу, но по назначению использовать ее пока не стал, решив, что в ухо эту штуку сунуть никогда не поздно. Просто — мало ли что? Ревиной внутри проще, там любой шорох слышен, а тут, во дворе, все по-другому. Ну да, пространство безлюдное, но даже оно не гарантирует безмолвия. То сверху скрип раздолбанной временем оконной рамы донесется, то ветер качнет со скрежетом покосившийся стенд с обрывками фотографий, то непонятно где вода забулькает, да так, что мысли о великом потопе начинают посещать.

От этих мыслей Олегу вдруг стало очень неуютно, настолько, что он теперь был готов променять относительно безопасный двор на довольно стремный полуподвал не из соображений коллективизма и немного самолюбия, а просто потому, что там свои, а тут… как-то очень уж пусто. Да еще окна эти выбитые в здании, из которых, кажется, кто-то на тебя смотрит. Умом юноша понимал, что нет там никого, но все равно по спине легкий холодок пробежал.

Минуты тянулись невыносимо долго, причем больше всего Олега выматывало то, что было совершенно непонятно — происходит что-то там, в темноте коридоров или нет. Нашли ли его коллеги василиска, не нашли? Или, может, это он, не приведи Господи, их первым отыскал и теперь ребятам все же нужна помощь?

Или, чего доброго, уже и не нужна… О таком, конечно, лучше вообще не думать, но в этом случае абсолютно непонятно, как ему действовать дальше. То ли лезть внутрь и пытаться завершить дело, то ли брать под мышку Ревину и валить отсюда.

Чем дальше, тем больше у юноши от подобных мыслей голова пухла, потому он чуть не прозевал тот момент, когда ситуация в корне изменилась.

— Славка, идиот! — донесся из темноты вопль Морозова. — Зачем в глаза глянул?

— Сеть на него набросьте! — следом за тем послышался крик Францева. — Савва!

После грохнули два выстрела, следом за которыми снова подал голос Саша, причем во фразе, которую он сплел, пристойных слов не было совершенно.

А после Олег услышал то самое цоканье, которое так насторожило Морозова накануне, похожее на то, когда ребром монетки по стеклышку бьют, только теперь оно было куда более отчетливым и ритмичным. Ну а мгновением позже он увидел того, кто его производил.

Из коридора выбежало существо, которое и впрямь чем-то напоминало журавля. Индийского или нет — неизвестно, Ровнин таких никогда не видел, но на обычного, российского, того, которого называют «серым», оно точно было похоже. Ну разве что только шея у василиска оказалась без благородного изгиба, прямая и не сильно длинная, да клюв не такой длинный. А так и ноги-циркуль, и тело, чем-то отдаленно смахивающее на небольшую боксерскую грушу, и даже перья, торчащие из зада, присутствовали.

Впрочем, ни у одного журавля, что отечественного, что индийского, не могло быть таких глаз — больших, налитых белой, аж искрящей яростью. Плюс вряд ли бы обычная птица издавала звук, который отдаленно напоминал урчание мотора, перемежаемое подобием клекота.

Василиск, шустро перебирая ногами-ходулями, помчался вперед, недовольно при этом щелкая клювом на ходу, то ли выражая свое недовольство действиями сотрудников отдела, то ли таким образом обещая им со временем показать, чьи в лесу шишки.

И, пожалуй что, смог бы добежать до противоположного конца зала, а после нырнуть в очередной коридор, который и с той стороны имелся, но тут в действие вступила Ревина, которая, в отличие от Олега, завороженно наблюдавшего за происходящим, не забыла, зачем сюда приехала. Девушка дождалась того момента, когда клекочущий бегун почти добрался до зеркал, и включила фонарик, направив его луч на то, что располагалось в центре.

Когда взгляд василиска уперся во вспыхнувшие чуть зеленоватым светом зеркала, он словно вкопанный застыл на месте, причем глаза его, до того полыхающие ярким белым огнем, точно поблекли. Не погасли совсем, нет, они потеряли свою яркость приблизительно так, как притухает свет ночника, когда на него набрасывают какую-то ткань.

Ревина серой тенью метнулась к застывшему на месте чудовищу-подростку и, точно дровосек, с несвойственным ей хэканьем, саданула его по ногам лезвием своего ножа. Ну да, это оружие для рубки чего-либо, конечно, предназначено не было, но, как ни странно, ее поступок все же дал определенный эффект. Ноги василиска подломились, после чего он рухнул на пол, издав при этом звук, одновременно похожий на бульканье и все тот же клекот.

Впрочем, это были только цветочки, ягодки густо высыпали мгновением позже. Дело в том, что при падении зрительный контакт василиска с зеркалом, естественно, прервался, отчего его глаза снова вспыхнули, точно две лампочки, а из горла вырвался уже совсем другой звук, в котором не имелось ничего птичьего, буквально от слова «совсем».

И вот тут Олег очень крепко пожалел, что не вставил берушу сразу. Ей-ей, не стоило откладывать это на потом. Ой не стоило!

Сформулировать, на что именно был похож рев василиска, Ровнин вряд ли бы смог. Ближе всего, пожалуй, к этому звуку был рев турбин самолета, но от него волосы на голове дыбом не вставали и ощущения вынимаемых через уши мозгов не возникало. А тут — и то, и другое, и еще невесть что.

А самое главное — он сразу же оглох. В самом прямом смысле. Кроме какого-то безумного барабанного ритма, невыносимо долбящего по ушам, плюс голову словно стальными обручами стянули, потому Ровнин не слышал ровным счетом ничего. Ни того, что приговаривала Елена, безуспешно кромсавшая тело и шею судорожного бьющегося на полу василиска, не оставлявшего попыток подняться на перебитые ноги, ни того, что кричали Францев, Морозов и Свешников, подбегавшие к ней, ни того, что бормотал Баженов, который выбрел из коридора, одной рукой цепляясь за стенку, другой вытирая рукавом косухи окровавленное лицо.

Первым к трепыхающемуся василиску подоспел начальник отдела и полоснул его по шее занятным предметом, находящимся у него в руке. Штука эта более всего была похожа на серп, которым в старые времена хлеб жали и траву резали, только поменьше размером и с серебристо-синим лезвием, но при этом она оказалась куда эффективнее штатного отдельского ножа, поскольку