Бес лести предан - Элиот Лилит

Мысли бились о стенки черепа растревоженными осами. Александр с таким отчаянием был готов доказывать свою преданность отцу и приносить любые клятвы… И пришел в такой ужас, когда узнал, какая участь постигла покойную императрицу… Конечно, все это и так объяснимо, но прибавь череду кровавых исторических совпадений… Только из-за чего же эти совпадения случались?

«И он все равно спас мне жизнь».

Чудовищные образы из ночных кошмаров закружились перед глазами мрачным калейдоскопом. Алексея затошнило.

Нелидова встала на цыпочки, заглядывая ему в лицо.

– Что вы там уже себе выдумали? Дайте угадаю, вы сто лет не были в театре. Когда людям не хватает театральных трагедий, они вечно воображают их героями себя.

– Я никогда не был в театре, – пробормотал Алексей, едва понимая, о чем они говорят.

– Как?! – ахнула Нелидова. – Ни разу? Ну это просто неприлично! Непременно нужно исправить.

– Только не в ближайшее время, – буркнул он. – Сейчас не до театров.

– Все вы так говорите, – фыркнула Нелидова. – А потом начинаются заламывания рук и «О, я проклят небесами!» Держу пари, вас хоть раз в жизни да посещала такая мысль. Признавайтесь, посещала?

Раз в жизни? Алексей едва не рассмеялся.

Глава 50. Чертова пасть

Улицы еще были заметены снегом, но выехавшие на Дворцовую площадь кареты покрывал слой пыли, словно процессия много дней ехала по сухим растрескавшимся дорогам. Дверцы раскрывались, один за другим появлялись люди в угольно-черных мантиях поверх алых супервестов, на которых были вышиты белые восьмиконечные кресты. Делегация рыцарей Мальтийского ордена прибыла в Петербург.

Император встречал гостей величаво и торжественно, Куракин и Нелидова сияли подле него, но Алексей особого благоговения не испытывал. Он видел перед собой лишь группу чудаков в странных беретах с торчащими перьями: несколько десятков – слишком мало для существенного перелома. Интересно, везет ли хоть одна из этих карет освященное оружие? Прочитай Нелидова его мысли, непременно посетовала бы, что работа без продыху убила в нем всю романтику. И была бы неправа: нельзя убить то, что умерло уже давно.

Но неужели ему одному все это кажется нелепицей? Единственный истинный рыцарь сидел на троне, все остальное – бестолковый маскарад.

Алексей нашел глазами Александра. Тот стоял по правую руку от отца и казался воплощением невинной безмятежности. Или старые страхи оставили его душу, или он был первоклассным актером, да только в это Алексей не верил – слишком Александр искренний, чтобы поддерживать мастерскую игру так долго. Нет, просто в императорской семье воцарился мир, и теперь единственный их враг снаружи.

Бесов на ночных улицах поубавилось, офицеры потихоньку приучались работать, и только странные разломы не позволяли вздохнуть спокойно. Караулы отстреливали бесов на подлете, по ночам подходили читать молитвы священники, однако трещины ширились – медленно, но неизбежно. Сейчас они были длиной в два лошадиных корпуса, а прорываться все равно не спешили. Император лелеял надежду, что подсказку смогут дать прибывшие мальтийцы, но Алексей не особо верил в силу древних знаний. Свои ожидания он возложил на ответное письмо от Германа, но то все не приходило.

Прежде Алексей мало следил, что происходит в мире, но теперь высматривал в газетах новости о ходе французской кампании в Италии. Кто-то называл происходящее там бойней, кто-то – восхождением гениального полководца, перед которым вострепещет весь мир. Но Алексея не волновали ни горы итальянских трупов, ни генерал Бонапарт – он хотел знать, в порядке ли Герман. Да разве о таком напишут в газетах?

Во снах Алексей бесцельно метался в царстве теней, убежденный, что еще чуть-чуть, и найдет среди них старого наставника, но каждый раз точно на прозрачную стену натыкался.

Иногда он различал в колышущемся мраке и другие силуэты: смеющуюся женщину, длинноволосого мужчину в восточных одеждах и – далекую насмешливую тень из стеклянного кратера на Изнанке. Но к ним Алексей приближаться не смел: манящие, но угрожающие, фигуры источали тягостную ауру смерти. Он знал: дотронется – сразу перенесется в очередной липкий кошмар.

Наконец, в один из зябких темно-синих вечеров в штабе объявился Кутайсов с сообщением, что император срочно хочет его видеть. Скрипя зубами от необходимости идти куда-то в сопровождении ненавистного камердинера, Алексей дошел с ним до приемной и не смог отказать себе в удовольствии захлопнуть дверь прямо перед его носом.

Император был один. Вьющиеся в камине языки пламени оранжевыми отсветами плясали на его усталом лице. Он все так же вставал рано и ложился поздно, с утра до вечера выслушивал доклады, составлял и подписывал указы, отдавал распоряжения, проводил инспекции и до мелочей вникал в каждое дело, но пепельные тени все глубже впивались в его лицо, подчеркивая резкие морщины. Теперь Алексей понимал, почему Нелидова так на него накинулась – просто вывалила все то, что не решалась обрушить на своего обожаемого Павла Петровича.

– Иди сюда. Взгляни-ка на это.

На столе перед императором лежал пожелтелый лист с оборванными краями, мятый и потрепанный, будто его вырвали в спешке, несколько дней проносили в кармане и неряшливым комком впихнули в руки первому встречному.

Зажглась надежда:

– Это от Германа?

– Да.

– Только эта страница? Больше ничего?

– Ни единой приписки.

Алексей заглянул в бумагу. Вверху едва читаемым истертым шрифтом было выведено по-французски: «Сказание о Содоме». Алексей наморщил лоб.

– Это из Ветхого Завета?

– Не совсем. Почитай.

Алексей прищурился. Сказание начиналось так же, как он и помнил, но на середине страницы сердце екнуло: в тексте говорилось о разверзшихся по городу огненных зевах. Черный огонь вылился на улицы порочного города из чертовой пасти, пожирая тела и души грешников, и в один день от него осталось лишь выжженное пепелище.

– Это не оригинальный текст, и мне кажется, что некоторые строки я встречал в заметках о гибели Помпеи, – император хмурился. – Как думаешь, что он хотел этим сказать? Что моя столица не подлежит спасению?

– Думаю, это он мог бы сказать и прямо.

Алексей еще раз пробежался по тексту, надеясь выцепить какую-нибудь малюсенькую приписку, сделанную рукой Германа, но тот или слишком спешил, или не посчитал нужным выразиться яснее.

– Если «огненные зевы» – это разломы, а вырвались из них бесы, значит, их открылось так много, что бесы смогли уничтожить город до основания?

– Понятия не имею, – император ткнул пальцем в жалобно зашуршавшую бумагу. – Да и не это важно. Где здесь инструкция? Где путь к спасению?

– Такие легенды обычно служат предостережением, а не инструкцией, ваше величество.

Алексея смущало другое: почему сначала «огненные зевы», а потом – одна только «чертова пасть»? Он несколько раз перечитал идущие друг