Гиппогриф Его Величества - Lis-Bet

Из оцепенения вывела стрела, едва не вонзившаяся в крыло. Бланш, очнувшись, метнулся в сторону, а Глед опасно пошатнулся в седле, потеряв бдительность. Вслед за первой стрелой прилетела вторая, третья, а после раздался оглушительный хлопок. Браслет, который Гледу дал Калеб, раскололся, забирая на себя смертельный удар, а сам охранник крепко взялся за поводья, не позволяя себе отвлекаться. Бланш заметался в небе, уходя от атак защитников Рипсалиса, которые не могли пропустить настолько открытую и доступную цель. Время на размышления закончилось и следовало вернуться к насущному. А именно — к сражению у стен непокорного города, воодушевившегося появлением союзника.

Впрочем, бросать ситуацию с Алией на самотек никто не собирался. Глед на несколько минут замолчал, продолжая сражаться наравне с другими бойцами, но Бланш знал, вокруг чего витали его мысли. Он и сам думал о том же. На пути Алии располагались бойцы, которыми руководил генерал Джозеф, и они первыми должны были вступить в схватку с подкреплением. Вот только перевес сил был не в сторону империи. Мало того, что конница Алии превосходила их вдвое, так ещё и обладала более мощным оружием. Единственное, что генерал Джозеф мог противопоставить, — орудия. Зазвучала канонада. Бланш невольно представил, как залпы обрушились на противника, ломая строй, и хотелось верить, что это принесет плоды.

Тем временем Глед придумал план. Он направил Бланша назад, в более тихую часть сражения и подозвал несколько бойцов, среди которых оказался и его старый наставник — Соул. Быстро, коротко и емко, он велел им направляться к генералу Джозефу с предложением тактического маневра, а также велел Соулу уводить часть войск на восток. Невооруженным глазом было видно, что блокада не удержится, а потому требовалось сделать всё, чтобы хотя бы замедлить продвижение врага до того, как будет взят Рипсалис. На открытой местности у империи не было ни шанса.

— Всё поняли? — перекрикивая шум боя, спросил Глед.

— Сделаю! — гаркнул в ответ Соул и унесся прочь.

По рядам пролетела череда приказов, вспыхнули сигнальные огни в небе, и часть бойцов покинула сражение у стен Рипсалиса. Оставшиеся продолжили давить на город. Важно было успеть добраться до местных магов и помешать им установить защитный купол вновь. Во второй раз уничтожить его будет значительно сложнее хотя бы потому, что отряду под руководством Эдгара требовалось время, чтобы прийти в себя. Они и так выдали два сложных заклинания подряд.

— Где залпы? — вдруг воскликнул Глед, подняв голову. — Почему Кард не бьет по городу?

И действительно. Бланш тоже заметил, что основные орудия замолчали, хотя еще недавно разносили Рипсалис по камешку. Над головой перестали проноситься снаряды, и над полем боя стало заметно тише. Разглядеть орудийные расчеты с такого ракурса не получалось, поэтому оставалось только гадать, что случилось. Кард не прекратил бы огонь без веской причины. Либо он следовал какому-то плану, либо столкнулся с неожиданной проблемой. Например, с тыла могли подкрасться враги, и ему пришлось отражать атаку. Бланш хотел бы взлететь и осмотреться, чтобы развеять опасения, но должен был оставаться на земле. Здесь тоже кипело сражение, причем не менее важное.

Несмотря на то, что Глед направил помощь генералу Джозефу и вполне успешно теснил защитников Рипсалиса, тревога висела в воздухе. Становилось жутко. Причем не только от того, что в сражении появилась новая сторона, но и от того, что всё вокруг пылало, взрывалось и падало замертво, истекая кровью. Над полем боя висел тяжелый запах смерти. Он забивался в нос, проникал под кожу и въедался в душу, точно невидимый черный яд. Утреннее солнце освещало тела, показывая их во всем безобразии битвы, и от вида некоторых из них начинало мутить. Было жарко. Душно. Мышцы наливались усталостью, несмотря на боевой раж, и Бланш не понимал, на чем держались обычные люди. Как они умудрялись сражаться без магического усиления? Неужели настолько влияло воодушевление?

Он не мог найти ответы на эти вопросы, но часть него с тоской замечала, что он не чувствовал бы себя так угрюмо, если бы рядом находился Калеб. Лишь с ним тревоги уходили, и даже самое страшное сражение могло обернуться победой. Бланшу хотелось вернуться. Броситься назад, к маленькому защитному куполу, потрескавшемуся от магии Эдгара. Увидеть Калеба и убедиться, что тот не погиб. Сражаясь бок о бок, Бланш переставал обращать внимание на крики раненных и предсмертные хрипы умирающих, на изуродованные тела бойцов обеих сторон и их навсегда застывшие взгляды. Он мог поверить, что даже Алию удастся остановить, ведь не было ничего невозможного, когда они были вместе.

К несчастью, Калеб продолжал сражаться с Эриком под куполом, и неизвестно было, когда он сможет выбраться. И сможет ли вообще. Когда осматривал войска Алии с неба, Бланш успел бросить взгляд туда. За доли секунды удалось разглядеть, насколько неистово и беспощадно они бились. Не на жизнь, а насмерть. Это чувствовалось в каждом движении и взгляде, в том, как они вырывали победу зубами, не уступая друг другу ни в чем.

Калеб и Эрик олицетворяли собой всю войну. Запертые в рамках, воздвигнутых своими же руками, они отчаянно дрались, за свободу, часть и справедливость, и обещали принести родным краям спокойствие и безопасность, в которых те нуждались. Так выглядело со стороны. На самом деле ими двигали куда более простые желания, понятные каждому. Они тем сильнее проявлялись, чем дольше длилось сражение, ведь от смерти стал отделять один неосторожный шаг.

Стало плевать на происхождение. Плевать на статус и влияние. Плевать на причины борьбы. Во главе угла оказалось кое-что более простое, но крайне важное. Собственная жизнь. Никто не хотел умирать — пропадать в забытье, в котором не было ничего, кроме бесконечной тьмы, тишины и одиночества. Все хотели наслаждаться жизнь, и не важно, тягостной или счастливой. Именно в тот момент, когда могла решиться судьба, находились сотни причин, чтобы оставаться в этом мире: и природа вокруг казалась удивительно красивой, и люди радовали простыми словами и улыбками, и даже враги не воспринимались, как злодеи, а становились теми, с кем просто расходилось мнение. В груди разгоралось пламя непонимания и досады: почему нельзя было решить всё миром?

Точно так же, как Калеб и Эрик сражались, сейчас бились империя и Люцерн. Не за высокие идеалы, а просто за жизнь. За спокойные дни, полные мимолетных событий, за близких, радующих улыбками и добрым словом, за себя,