Гиппогриф Его Величества - Lis-Bet

На первый взгляд показалось, что она сошла с ума от страха и гнева, но вскоре стало ясно, что это не так. Бланш едва успел отскочить, когда камень взорвался. Девчушка бросилась прочь, под прикрытие своих, и что-то в ней показалось знакомым. Какое-то чувство возникло в груди. Точно тлеющая искра зажглась, постепенно разрастаясь в пожар, и Бланш внимательнее присмотрелся к ней. Девушка была худенькой, слабенькой, но яростной. Она таскала сумку мерцающих камней, которые раздавала бойцам, а те — кидали их, отступая. Тигилловые бомбы. Страшное оружие, разработанное Рипсалисом, вновь обрушилось на империю.

— Не отступать! — закричал Глед, направляя Бланша вперед. — Город почти наш!

Империя хлынула дальше, тесня местных, и со всех сторон стали раздаваться взрывы, крики и лязг стали. Люди сцепились в схватке, словно обезумевшие звери, и Бланш наравне с другими сносил головы. Однако он никак не мог отделаться от мысли, что девушка казалась знакомой, и в особенности его привлек взгляд, полный ярости, так неподходящий ей. Почему-то казалось, что девушка была доброй и сострадательной, но сейчас окунулась в пучину ненависти. Она билась так же свирепо, как остальные воины, и не щадила себя, подставляясь под удары. Только чудом её не задело. Если бы Бланш не знал, что боги оставили этот мир, то подумал бы, что кто-то сверху оберегает её.

Как только эта мысль промелькнула в голове, его осенило. Эрик. Девушка была до ужаса похожа на командира защитников Рипсалиса, который схлестнулся в схватке с Калебом. Те же глаза, тот же упрямый взгляд, те же черные волосы. Бланш почувствовал, как что-то в груди рванулось навстречу, особенно, когда та, пылая от чувств, закричала, срывая голос:

— Вы убили моего брата! Я уничтожу всех вас!

А затем кинула очередную тигилловую бомбу прямо в Бланша.

Глава 21. Два командира

— Принимай командование, Глед. Возьми Бланша. Идите на город.

— Но!..

— Выполняй!

— Слушаюсь.

Посреди лязга стали, грохота взрывов, ржания лошадей и собственного тяжелого дыхания в голове вновь и вновь звучали эти слова. Отрывистые и полный скрытых чувств. Калеб отправил Бланша и Гледа в гущу боя, возложив на них задачу взять Рипсалис любой ценой, пока сам сцепился в схватке с командиром защитников города — Эриком. Вокруг потрескавшегося барьера встали солдаты. Точно игры ежа, они выстроились, готовясь уничтожить любого, кто подберется достаточно близко. В их глазах сияла решимость, смешанная с надеждой, с которой они ждали исход боя. Калеб не мог проиграть.

Не тогда, когда бойцы настолько поверили в него.

С их поддержкой за спиной, Калеб бился, словно завтра не настанет. Он обрушивал на Эрика удар за ударом, не обращая внимания на усталость и боль. Пот заливал глаза, дыхание сбивалось, а сердце подскакивало каждый раз, когда жизнь повисала на волоске. Грохот орудий снаружи и крики бойцов отзывались в душе, как и запах пепла, проникающий в нос и оседающий в легких. Калеб знал, что сражается не один. На сей раз приказы исполнялись беспрекословно, а солдаты отдавали жизни за него. Точно единое целое, армия обрушилась на Рипсалис, сплотившись во имя общей цели. В груди разгоралось пламя, когда Калеб осознавал, что его поддерживали не пара человек, а огромное войско. Казалось, что с такой силой можно было свернуть горы.

Впрочем, сперва предстояло одолеть Эрика. Командир защитников Рипсалиса сражался не менее яростно, но за ним вставали истощенные, озлобленные люди, доведенные до отчаяния. Сам он тоже едва сохранял хладнокровие. Одно то, что Эрик в одиночку вышел на поле боя, попытавшись взорвать Калеба тигилловой бомбой, а, когда не вышло, вызвал на дуэль под куполом, говорило об этом. Идея выглядела безумно. Смертельно опасно. Эрик поставил на кон жизнь, чтобы любыми средствами лишить империю правителя, и теперь наносил удар за ударом с обреченностью смертника.

Он поджимал губы и стискивал пальцы на рукоятях парных клинков. Боевая стойка выглядела несокрушимо, крепко. Слабых мест не было. Казалось, Эрик отражал каждый удар и отвечал стократно, а потому Калеб принимал за чудо то, что до сих пор не погиб. Во многом спасло заклинание Эдгара, когда маг попытался сломать щит, и несмотря на неудачу в этом, получилось разрушить чары невидимости. Теперь, когда Калебу не нужно было следить за малейшими признаками перемещения, такими как примятая трава или задетый камешек, сражаться становилось не в пример легче. Однако победа всё равно казалась такой же далекой, как восходящее солнце.

Одной из причин становилось кое-что необычное в Эрике. Вернее, во взгляде, который казался неуместным. Странным. Куда больше подошла бы ярость или ненависть, бурлящие, словно лава в жерле вулкана, ведь противником был Калеб — злейший враг и повелитель империи, разорившей его родные края. Однако вместо этого Эрик смотрел на него с жалостью и состраданием. Словно на потерявшегося в толпе ребенка, который никак не мог отыскать родителей.

Калеб тонул в его глазах, полных боли и решимости. Стремительные удары Эрика, которые едва удавалось отражать, сыпались со всех сторон, и ничего в них не говорило о внутренней мягкости и доброте. Обычно люди, которым довелось встретиться в безнадежной схватке, впадали в неистовство, старались продать жизнь подороже, и Калеб знал, как реагировать на них. В такие моменты следовало остудить собственную голову, исключить ненужные мысли и эмоции, а затем бить по врагу. Сильно. Точно. Жестко. Следовало воспользоваться их слабостью — разыгравшимися чувствами — и нанести решающий удар. Как быть с тем, что враг неистово атаковал, но всем сердцем не желал смерти, Калеб не знал. Это сбивало с толку. Больше, чем он мог себе позволить.

Клинки Эрика обжигали, сам он двигался так, будто не было изнеможения, голода и лишений, которые должны были истощить его. Однако Калеб прекрасно замечал и худые руки, испещренные шрамами, и впалые щеки, и угловатые черты лица. Изношенная форма кое-где запачкалась тигилловой пылью, а ботинки истоптались. Единственным, что сияло красотой и мощью, оставалось его оружие.

Когда они обменялись серией ударов и отскочили