Пересмешник на рассвете. Книга 1 - Дмитрий Геннадьевич Колодан

– Сесиль! Я вернулся! – Ему стало смешно от того, как прозвучали эти слова. Улыбаясь, он пригладил мокрые с дождя волосы.

С той стороны послышались глухие удары, затем испуганные голоса и, наконец, шаги. Однако не успел Вильгельм удивиться – с кем это разговаривает Сесиль? – как дверь распахнулась, и на пороге материализовался Этьен Арти. Растрепанный, с припухшими глазами и в своем дурацком зеленом фраке. Ладонью Этьен прикрывал шею.

– Э… Привет. – Вильгельм не ожидал встретить гостя, и это его выбило из колеи. Этьен заискивающе улыбнулся.

– Здравствуй… Привет. – Он посторонился, пропуская хозяина в дом. Боком, словно опасаясь, что Этьен может его укусить, Вильгельм просочился в квартиру.

– Меня мать за артишоками послала, – сказал Этьен, хотя Вильгельм его ни о чем не спрашивал. – И я как бы проходил мимо. Ну и зашел, а тебя нет. А потом, ну вот, задержался.

Вильгельм нахмурился. Для поэта, тем более для хорошего поэта, которым был Этьен, говорил он малость косноязычно. Вильгельм огляделся в поисках Сесиль, но девушки не было видно.

– Смотрел вот твои работы, – запинаясь, продолжал Этьен. – Ты гений. Честно.

– Да?

– Именно, – воодушевился Этьен. – Особенно эта картина с городом. Не понимаю, как ты этого добился, но, когда на нее смотришь, возникает такое чувство, будто я там бывал. Не в этой жизни, нет, но, может, во сне? Гениально.

Вильгельм немного расслабился – все-таки доброе слово и кошке приятно. На самом деле, это даже хорошо, что Этьен здесь. Предложение лучше делать при свидетелях – это придает им и торжественности, и официальности.

– А где Сесиль? – спросил он и, не дожидаясь ответа, позвал: – Милая! Я вернулся!

Сесиль появилась из мастерской абсолютно бесшумно, словно она шла, но не касалась ногами пола. Миниатюрная, хрупкая – того и гляди сломается; из-за бледного цвета кожи румянец смотрелся особенно ярко. Не девушка, а ангел во плоти. Длинные темные волосы были собраны в конский хвост. Она выглядела такой домашней, такой уютной и такой беззащитной, что у Вильгельма затрепетало сердце.

– Ты не поверишь, когда я тебе расскажу, что со мной приключилось! – сказал Вильгельм, не успела она и рта раскрыть. – Но это потом, сначала я хочу сказать тебе кое-что очень важное…

– Важное? – Девушка испуганно посмотрела на Этьена.

– Да. Этьен, дружище, ты будешь свидетелем.

– Что?!

Вильгельм поднял руку, призывая к молчанию.

– Слушайте. – Он глубоко вдохнул и вдруг понял, что все его красноречие, все слова, которые он придумал и должен был сказать, остались на лестнице. Но и остановиться Вильгельм уже не мог. – В общем, я много думал и… Сесиль, я люблю тебя и хочу попросить тебя стать моей женой.

Это было похоже на прыжок в ледяную воду. Один шаг, и все кончено. Пути назад нет и не будет. Вильгельм тяжело дышал и чувствовал, что его трясет. Ему даже пришлось спрятать руки за спину. Сесиль стояла, потупив взор, точь-в-точь как в его мечтах, и молчала. Долго. Первым тишину нарушил Этьен:

– Но…

В тот же момент девушка подняла взгляд.

– Прости. Прости меня. Ты очень хороший, но я… Я не могу выйти за тебя замуж.

Вильгельм оказался настолько не готов к такому ответу, что просто его не понял.

– Почему? Ты несовершеннолетняя? Ерунда! Можно и подождать. Друзья будут знать, а бумаги оформим, когда тебе…

Девушка замотала головой.

– Мне уже два месяца, как есть восемнадцать.

– Так в чем проблема? Завтра пойдем в магистратуру и оформим бумаги. Ты извини, что я делаю предложение без подарка. На самом деле я хотел подарить тебе торт – представляешь? – и отправился на поиски. Но в городе сейчас такое творится…

Он говорил, чувствуя при этом, что пытается удержать разваливающийся на глазах песчаный замок. А волны накатывали одна за другой, смывая башню за башней.

Сесиль попятилась.

– Ты очень хороший, Вильгельм. И я очень… Мне было хорошо с тобой, правда. Но я не люблю тебя. Я не тебя люблю.

Вильгельм посмотрел на Этьена, жалобно улыбаясь, и в тот же миг все понял. Надо было быть круглым идиотом, чтобы не заметить сразу, но Вильгельм постарался. Но теперь пелена спала с его глаз, открыв жестокую и неприглядную правду. Надо было быть круглым идиотом…

– Ты трахнул мою женщину, – сказал он безжизненным голосом. Не вопрос, не обвинение, просто констатация факта.

– Я… – Этьен тоже отступил на пару шагов, будто испугался, что Вильгельм может его ударить. Но затем выпрямился, расправил плечи и опустил руки. На шее алел засос. – Я не стал бы употреблять таких слов!

– Да! – вскинулась Сесиль. – Мы переспали. Это правда. Но все сложнее, чем ты думаешь. На самом деле мы…

Она посмотрела на Этьена, и тот шагнул к ней и взял за руку. Вильгельм отрешенно отметил, как странно они похожи друг на друга: оба невысокие, темноволосые, хрупкого телосложения и с одинаковым виноватым и в то же время счастливым выражением на лицах. Точно близнецы, которых разлучили при рождении и которые наконец нашли друг друга. Ему стало тошно.

– Мы любим друг друга. Мне очень жаль, что так получилось, но…

– Ты. Трахнул. Мою. Женщину, – перебил его Вильгельм. – В моем доме. Ублюдок. Я же считал тебя другом!

– Я… – Этьен так и не смог ничего сказать. Вильгельм развернулся к Сесиль.

– А ты… Шлюха! Мелкая потаскушка.

– Не смей ее так называть! Я…

– Что ты? Набьешь мне рожу? Это я должен сделать. А ты все, что мог, уже сделал.

Он вытер ладонью мокрый лоб. Почему-то вспомнился кондитер, стирающий имя бедной Оливии с торта. Вильгельм привалился спиной к стене. Круг и в самом деле замкнулся.

– Просто убирайтесь. Уходите. Оставьте меня одного.

Уже потом, когда дверь за Этьеном и Сесиль давно захлопнулась, Вильгельм нашел силы пройти в спальню. Они едва успели навести порядок, постель была заправлена кое-как. Небось трахались даже тогда, когда он поднимался по лестнице. Из-под кровати выглядывал краешек белой ткани. Вильгельм потянул за него и вытащил порванные дамские панталоны. Он со злостью отшвырнул их в угол. Комната все еще помнила запах Сесиль, жасмин и корица, и от этого запаха у Вильгельма ком встал поперек горла.

Он сел на смятую постель и уставился на свою картину, еще не законченную, но которая вполне могла бы стать шедевром. Диковинный город со странными изломанными домами и стадо ощерившихся свиней, заполонивших кривую улочку… Не иначе как предчувствие сегодняшних волнений среди брешистов.

Вильгельм затряс головой. Бред. Да и вообще – какого черта? Кому это нужно? Все его картины, это гребаное искусство, бессонные ночи… Людям подавай пошленькие карикатурки в «Суаре».

Он вскочил с кровати, сорвал холст с мольберта, скомкал его, швырнул на пол и принялся топтать. Бессмысленная и