Злейшие пороки - Хлоя Гонг

ее и снова приговорит его к изгнанию. Со своим статусом преступника Антон мог бы стать хоть и небольшой, но культовой фигурой в Сообществах Полумесяца, ведь есть же поклонники, которые ежегодно, как праздничную программу, пересматривают видео с резней, устроенной Каллой. А в остальном до конца своих дней он проживет в сравнительной безвестности.

Впрочем, и предыдущие семь лет он провел отнюдь не в роли видной фигуры. Они превратились в бесконечный цикл, в котором он то собирал деньги, где мог, то вносил платежи месяц за месяцем, чтобы сохранить право на больничную койку. Впрочем, тогда в нем нуждалась Отта, а в настоящее время ничего такого он утверждать не может. Без нее он словно сорвался с привязи.

Небесам известно, что он ни за что бы не хотел снова быть привязанным к ней. Насколько он слышал, Август оставил в приграничье стражников с приказом прочесать всю округу, но пока известий о том, что Отта найдена, не поступало. Она исчезла.

Калла толкает его щиколоткой, Антон настораживается. В карете кто-то говорит по телефону. Слова на другом конце линии неразличимы, они сливаются в низкий жужжащий шум из динамика, но атмосфера в карете становится напряженной. Разговор на противоположном сиденье прерывается. Стража ждет результатов звонка.

Щелкает кнопка.

Это последняя капля смертельной инъекции. В двери камеры вечной тюрьмы поворачивается замок. Антон не понимает, почему Калла не стала претендовать на трон Талиня. Принцесса Калла Толэйми, которая, как известно всему Талиню, имеет столько же прав на корону, как и Август. А может, и больше. Та Калла, которая сидит сейчас рядом с ним связанная, утверждает, что верит в благо, однако она погналась за Оттой в приграничье не из заботы о своих подданных. А потому, что Отта предприняла захват власти, до которой Калле не было дела, и тут-то Калла наверняка осознала: тот, кто способен противостоять подобным маневрам, может прибегнуть к ним сам. И, скорее всего, поняла, что им двоим незачем жить по навязанным Августом…

Карета останавливается.

– Что происходит? – решительно спрашивает Антон в один голос с Каллой.

– Беспорядки в Сань-Эре, – отвечает Галипэй, судя по голосу, ничуть не обеспокоенный. – На ночь мы остановимся на сторожевой базе в Эйги и подождем, пока не пройдут волнения.

Антон кривится. Под «волнениями» Галипэй наверняка подразумевает, что люди снова идут толпами по улицам, требуя положить конец нынешнему правлению.

– Не торопитесь возвращаться? – подзуживает Антон. – Неужели угроза настолько велика, что ее не сдержать?

Галипэй остается невозмутимым. Все, что говорит Антон, находясь вне тела Августа, не вызывает у его телохранителя никакой реакции, потому что Галипэю Вэйсаньна есть дело только до мнения Августа Шэньчжи.

– Ни с места.

Вокруг слышен шум, чувствуется движение, стражники высыпают из карет и отрывисто раздают снаружи приказы. Антон сидит смирно – послушно и с отвращением, – когда в карету снова кто-то забирается. Дверца захлопывается.

– Если уж на то пошло, – голос Каллы вызывает шок: он звучит хрипло, поскольку она молчала с самого отъезда из Жиньцуня, – может, хотя бы снимете с нас повязки?

– Снимите сами, – отвечает Август. – У вас же одна рука свободна, так?

Следующего шанса Антон не ждет. Стянув с глаз тканевую повязку, он быстро моргает, чтобы глаза привыкли к свету. У этого тела длинные волосы, они закрывают ему все лицо. Пока он примеривается и отбрасывает их назад, Калла избавляется от повязки медленно, постепенно, словно ожидая, что на полпути услышит приказ остановиться.

Их взгляды встречаются. Калла комкает повязку и бросает ее на пол. Антон не представляет, кто еще поверил бы в отсутствие желтых глаз, что это Калла, не зная ее привычек. Ее обгрызенных ногтей на больших пальцах и обкусанной нижней губы. Ее манеры некоторое время смотреть собеседнику в глаза и лишь потом отвечать на вопрос, выигрывая больше времени на прочтение чужих эмоций, чем допустимо обществом.

– Я недовольна, Август, – говорит Калла. Она напрягает руку, натянув веревку, которой привязана к сиденью. – Если тебе так надо проявить жесткость в присутствии стражи – прекрасно. Но я с самого начала была на твоей стороне, и, по-моему, это служит основанием для большего доверия, чем везти меня связанной в карете.

– Все доверие рассеялось в ту же секунду, как ты поняла, что Антон Макуса вселился в мое тело, и не вышвырнула его вон, – отвечает Август. – Мои извинения, если ты считаешь, что это несправедливо.

– Не волнуйся, она пыталась, – вмешивается Антон. – Не ее вина, что мне захотелось править.

Август переводит враждебный взгляд на Антона.

– И чем бы все это закончилось, как ты думаешь? Полагаешь, никто бы не заметил? Невозможно.

– Вполне возможно, – возражает Калла. Незаметно для себя, они с Антоном становятся единой командой и парируют слова Августа по очереди. – Все, что от него требовалось, – убить Галипэя. Скажи спасибо, что он проявил милосердие и не пошел по такому пути.

– И сказать по правде, в этом милосердии я уже начинаю раскаиваться, – не удержавшись, подхватывает Антон. А потом прицеливается и наносит новый удар: – Особенно если ты имел какое-то отношение к смерти моих родителей. Месть была так близко. Прими это во внимание, какую бы участь нам ни выбрал.

Он чувствует, как замирает сидящая рядом Калла. Об этом она слышит впервые.

Однако Августа его выпад, похоже, ничуть не удивляет. Август переплетает пальцы сложенных перед собой рук. Держится он на удивление прямо. Его одежда слегка обтрепалась в дороге, но прежний китель он сменил на новый, чисто-белый, который в столице быстро стал бы серым от копоти.

– Нет, не имел, – коротко бросает Август. – Но вскоре после того, как все случилось, услышал об этом при передаче распоряжений Каса. Тебе было лучше не знать.

– Да ну? Ты испугался, что я подниму во дворце бунт?

Честно говоря, Антон всегда немного побаивался Августа, но ему известно, что эти его чувства взаимны. Антон видел, что Август не знает границ, карабкаясь по ступеням дворцовой иерархической лестницы. Август видел, что Антон ведет себя так же, погружаясь в пучину одиночества, – видел его отчаянные перескоки и бездумную смену тел. Он вечно спешит, спасается бегством от страха, что его ждет подобная участь, ведь ничто в этом мире не ранит его сильнее, чем ранила смерть родителей, и он обречен вечно страдать, вспоминая, каким был тот день.

– Не смеши, – отвечает Август, но отводит взгляд черных глаз.

Если бы Антон в юности обнаружил, что его родителей умертвили по приказу короля Каса, то не стал бы ждать, когда Калла сорвется и задумает его убийство. Антон убил бы короля первым,