Эхо 13 Род Которого Нет. Том 1 - Арий Родович

Вот, например, я понимаю: он знал эту девушку. Знал, но я не могу точно сказать, как её зовут, кто она, что она для него значила. Мысли прошлого владельца — редки и чужды. Формулировки, обрывки фраз, структура речи — не мои. Даже язык… вроде русский, но звучит по-другому. Тем не менее, я его понимаю. И не только его. Я теперь знаю и другие языки — что-то похожее на китайский, японский, английский. Все будто бы созвучны, но не идентичны. Немного сдвинутые. Как отражения знакомых звуков в кривом зеркале.

Надо будет научиться его подавлять. Мне не нужны гормоны подростка. Я сюда не просто попал — меня сюда засунули. Но теперь я здесь. И если уж второй шанс выдали таким способом, то хотя бы в этой жизни я должен добиться того, чего не успел в той.

А вот когда добьюсь — тогда, может быть, и позволю себе немного подростковости. Хотя бы понарошку.

Понимаю, звучит как юношеский максимализм. И это тоже, скорее всего, отголоски его характера. Но если уж мы теперь делим сознание — я хотя бы зафиксирую, кто в этом теле отвечает за цели. Всё это пронеслось в моей голове буквально за три-четыре секунды, может, даже меньше. Всё это время мы просто смотрели друг на друга: я — на девушку, она — на меня. И я был рад. Не потому что нашёл ответы. А потому что понял — мой разум цел. Мои аналитические способности остались со мной. Я по-прежнему способен фиксировать, оценивать, структурировать.

И даже больше: я чувствовал, что стал быстрее. Острее. Мозг работал так, как не работал уже лет двадцать. К старости — а для меня сорок уже было глубокой старостью, потому что в десять я ощущал себя почти взрослым — я начал замечать, как мозг стал чуть-чуть подтормаживать. Не в плане забывчивости. Просто вычисления, которые раньше давались за секунду, теперь занимали две или три. Умножить шести-значное на шести-значное? Раньше — момент. Потом — пауза.

А сейчас — опять без паузы. Я чувствую себя, как в семнадцать. Только с одной разницей — у меня с собой весь накопленный багаж: знания, опыт, навыки. Всё, что я копил сорок лет.

Первой тишину нарушила она. То ли скрипнула, то ли едва слышно рассмеялась — звук был странным, как будто не до конца человеческим. Её лицо, изуродованное мутацией, не позволяло сразу считать эмоцию. Я пока не привык к этой мимике. Но уже начинал видеть в ней знакомые черты — не внешне, а поведенчески. Такие же, как у обычных людей.

И в этот момент я заметил ещё кое-что.

Вижу линии. Нити. Струны — это слово само всплыло в голове, и я сразу понял: да, именно так это и называется. Скорее всего, прежний владелец знал об этом, изучал или хотя бы слышал. Потому что вместе со струнами всплыло ещё одно слово: Эхо.

Нити были вплетены в участки мутаций на её теле. Я видел их — как второй слой, как надмирное наложение поверх плоти. Как формулы, как иероглифы, как пентаграммы. И как ни странно, понимал. Или начинал понимать. Это не просто символы.

Я изучал формулы. И сам их писал. Я изучал языки — древние и современные. Немного — археологию, хоть она и скучная: ползаешь по катакомбам, а находишь, что кто-то просто писал поэму возлюбленной или указывал, где сортир.

Я понял, что могу этим управлять. Этими струнами. Я могу их изменить, направить, перенастроить. Не знаю, почему — но это ощущается так же ясно, как я чувствую своё тело. Я чувствую, где у меня какой орган и в каком он состоянии. Например, сейчас сердце бьётся с частотой сорок восемь ударов в минуту — это не догадка, это знание изнутри. Так же и со струнами.

Это не просто визуальный эффект. Это язык. Или схема. Или нечто среднее. Я пока не до конца понимаю, что именно, но точно знаю — могу на это воздействовать. Это часть меня. И я начинаю это осознавать. Не разумом — чем-то глубже.

— Господин, вы очнулись… — сказала она вдруг, слегка поклонившись.

Интонация. В голосе было уважение — но не то, как у охранников. Оно звучало иначе. Сдержанно. Почти формально. Не фальшь — но как будто вынужденное. И в мимике — тоже. Я не мог точно разобрать эмоции, но чувствовал: она не боится. И не поклоняется. Это было что-то третье. Может, сожаление. Может… осторожность.

И я не чувствовал от неё угрозы. Ни телом, ни разумом. Это было интуитивное, почти инстинктивное ощущение: она не собирается нападать. Не сейчас. И, возможно, вообще никогда.

Я решил использовать самое банальное прикрытие — потерю памяти. По крайней мере, пока фрагменты прошлого не встанут на место. Лучше притвориться, чем быть разоблачённым. Лучше казаться дезориентированным, чем стать объектом устранения. Потеря памяти — удобный щит. Сыграем в амнезию. Чем меньше я знаю — тем больше они расскажут сами.

Так что… пора задавать вопросы. Как можно больше.

— Господин? — переспросил я, слегка морщась. — Я… а кто я? А ты кто? Где я? Что со мной произошло? Почему я полураздетый?.. Почему ты такая?.. — вопросы сыпались один за другим — умные, глупые, бессвязные. Специально.

Я сознательно притуплял бдительность. Играл в слегка потерянного болвана, чтобы выудить как можно больше информации. Впрочем, возможно, и не придётся сильно притворяться — на фоне моего мышления прежний обитатель тела действительно казался… простоватым. Не глупым — просто обычным. Особенно на фоне моего мышления. А пока — пусть думают, что я слаб. Пусть говорят. Я слушаю.

Но тут всё пошло не по плану. Она не стала отвечать на мои вопросы. Только коротко сказала:

— Я сейчас позову Якова. Он должен знать, что вы очнулись. Он очень волновался.

И развернулась, чтобы уйти. Всё произошло слишком быстро. Моё тело среагировало само. Я сорвался с кровати и схватил её за руку — ту самую, изуродованную. Я думал, что это чешуя, но это была не чешуя. Огрубевшая кожа, плотная, серая. Не человеческая. Ближе к коже крокодила или, может, бегемота — плотная, грубая, с сероватым оттенком, абсолютно не похожая на человеческую. Живая. Чужая. И в тот момент я снова увидел струны. Они вспыхнули вокруг участка мутации. Я не просто видел их —