журнал "ПРОЗА СИБИРИ" №1 1995 г. - Владислав Крапивин

Юрка игриво облапил Сергея.

— А ты это... Насобачился однако... Напичкан всякой мутью... А жареной курицы сегодня нет. Ладно, Серега, найдем что-нибудь другое: нс идти же тебе в свою клетушку голодным.

Чуть помолчав, добавил:

— Но пианино я покупать не буду. А Витька что, правда что ли? Только... дохлое это дело. Не обуздаешь его...

* * *

— Я за месяц в деревне здоровье наработала, силу набрала и мне... чего-то хочется, — откровенно сказала Людмила подруге.

— Вон мужиков сколько с глазами голодными. Облизываются.

— Не понимаешь... — заломив руки за голову и жалея себя, отметила Людмила. — Молоденького бы. Чистенького бы. Чтобы побыть с ним рядом и полюбить. Хоть на одну ночь. Бережно бы я эту ночь провела. А потом бы бережно всю жизнь помнила. Надоело все сволочное.

— Не бесись, Людка. Кто бы тебя утихомирил.

— Не хочу утихомириваться. Никогда. Я еще такая молодая. Я еще в конкурсе красоты хочу участвовать. Шубу в сорок тысяч за первое место получать.

— Тю, — сказала сочувственно подружка, — понесло бабу...

Людмила встретила Сергея вечером.

— Сережа, — сказала Людмила без предисловий. — А ведь ты любишь эту заведующую клубом. Она красивая девка... Только... дура. Сережа, нс майся ты. Хочешь, я тебе помогу? Она сразу за тобой побежит. Не знаешь ты, чем девок надо брать. Они опамятываются, когда теряют. Тогда у них все только и начинается... У вас же танцы сегодня. Ты подольше задержись в клубе.

Вечером Людмила Букаевская подругу удивила:

— На танцы сегодня идем. Что уставилась-то. И надевай самое свое. Раскошеливайся. Тени доставай. Помаду. И духи свои. Ухлопала за них ползарплаты и ни разу не подушилась. Хоть раз марафет наведем, чтобы мужики обалдели. А то ободрались в этой деревне на ветру.

Людмила вылезла из своих джинсов. В баню сходили. Волосы на улице быстро высохли. Мягкие. Вода здесь хорошая — можно мыться без шампуни. Прическу сделала высокую. Оголила уши. Нацепила большие сережки — белые колеса — чехословацкая бижутерия. Шейка сразу вытянулась. В голубенькой тени глаза увеличились, ожили, набрали достоинства. Платье, обтягивающее одно плечико и обнажавшее другое, косым клином разрезало грудь. В меру длинное, но не до такой степени, чтобы скрыть ровненькие ножки. На ноги надела итальянские туфельки: ноги в них замерли от блаженства.

Поглядела на себя Людмила...

И сразу увидели ее мужики с шахты Прокопьевской. По откровенным рожам было видно, что удивились и одобрили. Гм... Гм... — сказали. — А эта Людмилка из нашего управления... Смотри ты... в туфельках и с голым плечиком просто-таки... Молодец...

Пришли. Дискотека (господи) уже тасовалась. Какой-то парень (Сашка) в неопрятных джинсах играл на гитаре. Рядом на большой балалайке, уткнутой углом в пол, подергивал щепотью толстые струны старательный парнишка и демонстрировал разбойную игру на барабанах и тарелках сорокалетний испитой мужчина, должно быть, вернувшийся из дальних странствий к отчему порогу.

Звучала музыка в большом зале. От мощных децибелов .пульсировал деревянный клуб.

Молодежь танцевала „Ламбаду".

Мальчики истязали партнерш. С напряженными лицами, изгибаясь, подергивали выпяченными ширинками, стянутыми замками, подступали к девочкам, а те с бесстыдным равнодушием поощряли их, работая узенькими недоразвитыми бедрами.

Пахло пылью, потом от расстегнутых варенок, разгоряченных спин. Мальчишеские лица. Взбитые кудряшки причесок. Обтянутые задки. Джинсовые и голые коленки...

Нудящий звук гитары вдруг остановился, заставил всех оттянуться к стенкам, колонкам, ярко бьющему свету со сцены.

Людмила тут и вышла, тут и явилась перед глазами. В ней заозоровало беспутство...

А было-то в клубе больше малышни...

Но был и рокер с рогатой гитарой, и красивая девица — заведующая клубом, завладевшая чувствами такого хорошего парня с грустными глазами — музыканта Сергея.

И увидела Людмила во всех глазах свои туфельки.

И увидела свое облегающее платье, и белые колесики — сережки у смуглого лица... -

Она явилась из другого, какого-то взрослого и серьезного мира, красивая и безупречная, чтобы сказать, что клубное самодеятельное толковище — мир неухоженный и запущенный.

И ее он не захватит и не растворит...

А ведь все они видели эту яркую девушку в деревне в обшарпанных джинсах, мужской рубашке с завязанным узлом на животе.

Людмила простучала каблуками по расступившемуся кругу, взбежала на сцену и тут будто невзначай впервые увидела Сашку и высказала восторг:

— Никогда не думала, что в глубинке может быть такой ансамбль. Вы в консерватории учитесь? Чувствуется... профессионально поете. Особенно на английском. Вы же Сергей Корчуганов?

(И змея же. Ведь знает, что это не Сергей) <

— Нет, — сказал Сашка, в упор встречая ее глаза. — Я другой. А что?

— А... — не дослушала его Людмила.

Она была уже обращена на Надю. Всю ее внимательно вбирала, внимательно оценивала.

Не дай бог две соперничающие бабы встретятся. Да на виду у всех. Одна растерянная, другая — во всесилии готовой к прыжку пантеры.

— Неужели этот ансамбль вы сами организовали? Вы просто талант. И дискотека... Ансамбль прекрасно играет. И громко так... Да... А Корчуганов где? Можно его увидеть?

— Он... вон в той комнате, — уже вся насторожившаяся, ответила Надя.

— Найдем, — безо всякого интереса сказала Людмила. — А вы хорошо поете, — еще раз садистски похвалила Сашку. — Особенно на иностранном. Правда.

Сбежав со сцены, вместе с подружкой, она скрылась в комнате с этикеткой „Музыкальный класс".

А Надя, когда танцы закончились, выключила свет в своем кабинете и хотела уже уйти, да услышала смех за тонкой стеной в комнате Сергея, в той, где ОНИ сидели, и сразу остановилась. Когда эти городские девки появились, когда ушли к нему, она только о них и думала. Ей было уже не до дискотеки. Что там делают? О чем можно так долго разговаривать? Что там может быть интересного-то?

Надя приблизилась к стене — стало слышнее. Села на стул, прижавшись затылком к рекламе киноартистки, различила все голоса. Вслушалась. Эта, что в туфельках, притворяшка, обхаживает, ластится.

— Ну, Сережа, ну.миленький... Ну расскажи. И про металлистов. И про рок. Ведь ребята зло свое выкрикивают. У них же все как бы понарошке. Наигрывается.

— Вам и так все понятно. Мое-то мнение зачем?

— Ты же учишься. Вам там все объясняют. Твое мнение профессиональное. Из первых уст. Как могут быть рядом —