Обратный отсчет: Равнина - Токацин

много чего сделать. Кут’тайри вам, наверное, рассказывал, — закончил разъяснения Вепуат. — Но мы тут застряли. Хочешь посмотреть на большие вещи из камня, на длинные строения, на горячий источник?

Сэта, вскинув было уши, плотно прижал их к голове, а кулак с бусиной внутри — к груди.

— В доме Пламени много удивительного. Нам говорили об этом. Очень много странного. Жаль, я должен вернуться. Очень жаль.

Вепуат растерянно хмыкнул.

— Возвращайся, конечно. Только — чего ты боишься? Кто-то из нас напугал тебя?

Кут’тайри, до сих пор молча наблюдавший за чужаком, шагнул к нему, смерил недобрым взглядом и издал громкое шипение.

— Что вам сказали? Кто? Аса’ан? Что сказали — что Пламя враждебно? Тут перебывало пол-Аса’ана, и никто…

Там, где стоял куттушский жрец, поднялся огненный столб. Не успел Гедимин смигнуть, как он погас, не оставив следов. Красный костёр всколыхнулся.

— Мы не хотим нанести обиду Пламени, — донеслось из огня. — Но в его доме много опасностей. Сейчас плохие дни для Сэта. Куттуш будет ждать дня Огня.

— Вы придёте в день Огня? — переспросил Вепуат. — Ну, если вам так спокойнее…

Кут’тайри зашипел.

— Вас будут ждать. Но вас не будут звать и звать без конца! Приходите в дом Пламени без страха, но с достойными подношениями. Клянусь своим последним огнём, что вам не причинят вреда!

— Мы не будем говорить, как этот огонь стал последним, — сдержанно ответили из костра, и Гедимин мигнул. — И чьи клятвы уместно слушать. Мы с почтением смотрим на жрецов Пламени… на истинных жрецов — могущественного Хеттийиррна и крылатого Хетпу. На соединяющих огонь со льдом и рассекающих на части время…

Гедимин вздрогнул.

— Кут’тайри! Про время — опять ты наболтал⁈

Жрец склонил голову, но острые зубы недобро оскалились.

— Я молчал. Тут и без меня много языков.

— И ты молча позвал нас туда, где делают опасное, — донеслось из огня. — Где скалы рассыпаются в пыль по случайному слову. Куттуш склоняется перед мощью Пламени, но в его дом пойдёт, когда сможет положиться хоть на что-то. Если Пламя сочтёт это обидным — в вашей воле оставить ворота закрытыми.

Пламя, пожелтев, опало. Вепуат растерянно оглянулся на Гедимина и пожал плечами.

— Даже не знаю, что такое им наболтали. И, похоже, совсем недавно. Вчера или сегодня. Они поговорили с нами, связались с другими городами и…

— Аса’ан! — Кут’тайри оскалил все клыки. — Я не говорил ничего, что могло напугать их. Я хотел, чтобы они пришли и смотрели сами…

— Ага, — кивнул Вепуат. — Не волнуйся. Теперь, когда они знают, за что тебя изгнали… Тебе не опасно к ним ходить?

На шее жреца проступили красные пятна, и он поспешно прикрыл их ладонью — но они зажглись и на ней.

— Слабый разум… порождает много дурного. Много… нелепых вещей. Умнее будет избегать глупцов.

— Хорошо сказано, — кивнул Вепуат. — Будь осторожен, ладно? В месяц Льда… ведь в этот месяц вряд ли кто-то из Сэта… устроит войну, нападение или что-то такое? Ничего не случится, если выждать?

Гедимин прижал ладонь к шлему. В черепе тихо, но неприятно гудело.

…Гедимин выключил воду и, дотянувшись, открыл вентиляционные лючки. Джагулы неторопливо расчёсывали посветлевшую от краски шерсть, проверяли, как лёг на лицо красный пигмент, и глазели по сторонам. Ближайший к Гедимину кочевник тщательно натирал краской уши. Сармат покосился на открытый костяной контейнер и незаметно тронул краситель пальцем. «Интересно, зачем они…» — он взглянул на покрашенный палец и растерянно мигнул. По коже под щитком панциря расплывалось фантомное тепло. «Оно же фонит…» — сармат схватился за анализатор и сцепил его «щупы» на пальце. Экран подёрнулся едва заметной рябью. «Сигма… А что с температурой?»

Он следил за термометром минуты три, даже просунул щупы под скафандр, — «фонящий» пигмент не нагрел броню ни на градус, но ощущение тепла не пропадало, пока Гедимин не смыл всё до молекулы. «А, вот оно зачем. Понятно… Ни реакций с кожей, ничего, — просто сигма действует на рецепторы. То есть — холодно не будет, но криогенный ожог получишь…»

Он, опомнившись, перевёл взгляд на Джагулов. Двое из них незаметно перебрались к водяным часам; один, поддев ракушку когтем, заглядывал внутрь.

— Когда что-то делаешь — смотри, как сделано, и делай так же, — объяснял он второму. — А не так, как придумалось. Кто говорил — нет знаков? Вот же — прорезь-кольцо и насечки спиралью. А я говорил — нужны насечки.

— А он говорил — никаких знаков не нужно, — проворчал второй Джагул, слегка прижимая уши. — А у Кьюссов насечки кольцами и разорванные. Откуда мне знать⁈

— Говорю же — смотри, как сделано, — первый шевельнул вибриссами. — Сказать что хочешь можно. Вот же — кольцо и спираль. Ты сделал — и стало как надо. И руки целы.

Гедимин мигнул.

— Джегех? — он шагнул к кочевникам, глядя на покрашенные ладони. Тот, кто изучал ракушку, отдёрнул руки и чуть наклонил голову, навострив уши.

— Ожоги зажили?

— Его везение, — дёрнул ухом «исследователь», неприязненно глядя на Джегеха. Тот приподнял губу, показывая клыки.

— Вот ты не сказал ему про знаки, — с упрёком продолжал «исследователь». — Твоё дело, конечно. У жрецов всегда так.

— Да помолчи, — рыкнул Джегех, выдвигаясь вперёд. На тыльных сторонах его ладони кожа была ярко-красной — хорошо видной из-под поредевшей шерсти, выпавшей клоками. Мелкие проплешины шли до локтя, похоже, масло плеснуло и на живот — но заметных рубцов не было.

— Я считал, как ты сказал, — продолжил он, пристально глядя на Гедимина. — Долго — до сорока рук. Выходило по-разному.

— Он считал как попало, — вмешался недовольный «исследователь». — Все вожди считали. Выходит почти одинаково. Разница на палец, на два, на три — но не на десяток рук. Эти