Дневник времён заразы - Яцек Пекара

ближе, чтобы понять — человек мертв. Люди, получившие такие раны, попросту не выживают, если они обычные смертные, а не демоны из адской бездны. Я был почти уверен, что нападавших в доме уже нет, ибо, как я уже упоминал, вошел через незапертую дверь. Понятно, что если бы они убили сторожа и прошли дальше, вглубь аптеки, то задвинули бы засов, дабы не подвергать себя риску нежданного визита — именно такого, какой я сейчас и нанес. Разве что они были идиотами. Знал я и то, что их ничто не спугнуло, и они не сбежали сразу после убийства старика, ибо на полу виднелись кровавые, хоть и нечеткие, отпечатки подошв, ведущие из сеней в комнату. А потому я предполагал, что убийцы уже сделали то, что должны были, и покинули дом, оставив за собой трупы… Ну да. Трупы или труп? Быть может, Бауму несказанно повезло, и его как раз не было дома, когда нападавшие ворвались в аптеку? Увы, я бы не дал за это и ломаного гроша.

Опытный убийца не оставляет раненую жертву, даже если та кажется бездыханной, и он нанес ей несколько ударов в туловище. Опытный убийца, чтобы убедиться, что работа сделана хорошо, перерезает человеку горло, как это и сделали с несчастным сторожем. В крайнем случае, если он очень зол и хочет дать волю своей ярости, он может разбить жертве голову тяжелым предметом. И для этого не требуется какого-то изощренного орудия убийства; я знал одного купца, который размозжил череп своему компаньону мраморным пресс-папье. Но перерезанное горло — способ все же более надежный, а главное, быстрый и не требующий особых навыков. Я знал одну девушку, которая перерезала горло своему спящему отцу. И хотя она была хрупкой и слабой, а он — могучим и сильным, она проделала это без особого труда. А удалось ей это по двум причинам: во-первых, она сделала это острым ножом, а во-вторых, в ней было очень много уверенности. Вопрос был в другом: имел ли я здесь и сейчас дело с профессионалами?

Я вошел в главное помещение аптеки — туда, где продавали лекарства, и где на стеллажах, уходящих под самый потолок, громоздились банки и баночки, коробки и коробочки, склянки и скляночки, бутыли и бутылочки. И тут я услышал стон, доносившийся сверху, со второго этажа. Он был не слишком громким, но достаточно отчетливым, чтобы я тотчас понял — это не обман слуха, а подлинный знак страдания. Я взбежал по лестнице и, идя на уже более различимый стон, открыл дверь в одну из комнаток. На полу, в луже крови, подперев голову о ножку шкафчика, лежал мастер Баум. Я присел рядом с ним на корточки и взял его за руку.

— Гвозди мне в раны, мастер Баум, ну и отделали же вас, — сказал я с сочувствием. — Ничего, пройдет немного времени, и выкарабкаетесь.

Аптекарь с трудом улыбнулся.

— Я, может, и не лекарь, но в медицине разбираюсь достаточно, чтобы знать — из этого я уже не выкарабкаюсь, — тихо возразил он слабым голосом.

— Выкарабкаетесь, выкарабкаетесь, — заверил я его со всей искренностью, на какую только был способен. — Главное — не падать духом.

Он положил свою ладонь на мою.

— У меня кровотечение в легкие и в желудок, — произнес он. — Времени у меня осталось немного.

— Позвольте, я проверю, — сказал я. — Слишком это серьезные дела, Йонатан, чтобы я полагался лишь на ваше суждение.

Он слабо улыбнулся.

— Я бы многое отдал за то, чтобы ошибаться, но, уверяю вас, я не ошибаюсь, — с грустью ответил он.

Я осторожно разрезал его одежду, чтобы осмотреть рану и попытаться остановить кровотечение, но когда я внимательно рассмотрел повреждения, то понял, что, по моим лучшим знаниям, Баум, к сожалению, поставил и верный диагноз, и верный прогноз на будущее.

— Кто это с вами сделал? Вы их видели? — спросил я. — Вы их опознали? — тут же поправился я.

Он покачал головой.

— У них на головах были мешки с прорезями для глаз, — прошептал он. — Их было трое.

«Значит, они не собирались его убивать», — подумал я. Они полагали, что аптекарь выживет, и не хотели, чтобы он когда-нибудь узнал их в лицо. Но, по-видимому, дело вышло из-под контроля. Всякий, кто часто сталкивается с насилием, прекрасно знает, что многие убийства не спланированы, а являются лишь результатом вспыльчивости или неосторожности.

— Я ранил одного в руку, — сказал Баум и, не двигая головой, поискал что-то взглядом на полу.

Под его предплечьем я увидел кинжал, почти полностью скрытый пышным рукавом камзола. Я осторожно извлек оружие. Длинное лезвие, сужающееся к острию, словно лист акации, было испачкано кровью. Так может, в этом и крылась причина смертельной раны аптекаря? Может, удар, нанесенный этим самым кинжалом, так разъярил нападавшего, что тот ударил вслепую, нанеся смертельную рану, которую наносить вовсе не хотел и не собирался?

— Мастер Маддердин, все мои записи, рукописи, описания экспериментов… — Он прикрыл глаза, ибо произнесение даже нескольких слов сильно его утомляло. — Отдайте их, умоляю вас, моему брату, Корнелиусу. Это самое важное, что есть в моей жизни. Годы моей работы…

Я не стал уверять его, что он сам все передаст брату, потому что мы оба знали — он уже ничего никому не отдаст и никаких визитов не дождется.

— Где вы спрятали эти записи?

— В потайном ящике в письменном столе, здесь, на втором этаже. — Он слабо улыбнулся. — Вы ведь инквизитор, вы найдете.

Это правда, инквизиторов обучали находить всевозможные тайники, ибо мы были любопытны к миру и людям, а более всего нас интересовало то, что ближние наши старались скрыть. Так что я не сомневался, что справлюсь с поиском тайника Баума.

— И никого не впускайте в лабораторию в подвале. — Он прикрыл глаза. — Это опасно. Пусть брат войдет туда первым. Он будет знать, что к чему.

Что ж, лаборатории аптекарей или алхимиков (а случалось, что одно шло рука об руку с другим) часто могли стать смертельной ловушкой для непрошеных гостей, особенно для тех, кто не знал, что скрывается в скляночках, ретортах и бутылочках, да к тому же был настолько глуп, чтобы смешать незнакомые ингредиенты или, не дай Бог, попробовать их.

— Мы опечатаем ваш дом, — пообещал я. — Ваш брат застанет все в наилучшем порядке.

Он сжал мою руку, но слабым было теперь это рукопожатие.

— Мы ведь собирались еще не раз повеселиться вместе в борделе, — сказал он с грустью. — Жаль, что из этого уже ничего не выйдет…

Он мучительно кашлянул, и изо