Дневник времён заразы - Яцек Пекара

которому из них такой человек должен верить, раз они все ведь весьма учены и куда мудрее его? Так чего ж удивляться, что раз среди ученых такое царит несогласие касательно лечения той или иной болезни, то народ ищет свои собственные способы. Такие, чтобы были как раз по его разумению, — вздохнул он. — Как, например, валяние в коровьем дерьме, — закончил он.

— Неглупо говорит. — Людвиг с одобрением кивнул. — Налить ему.

И в соответствии с отданным им же самим приказом, он наполнил кружку горожанина.

— Последнюю уж, с вашего позволения, — оговорился мужчина. — А то жена будет мне на голове кол тесать, что я опять пил.

— Скажите, что это было особое вино. — Я поднял руку. — Чудесным образом защищающее от кашлюхи. — Я осушил свою кружку до дна. — Например, я чувствую себя все более надежно защищенным, — добавил я в заключение.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

ЧУДО АПТЕКАРЯ БАУМА

Сперва до меня донёсся громкий, частый стук во входную дверь, повторившийся трижды, а затем сменившийся таким же оглушительным, но куда более настойчивым колочением. Я снял ноги со стола.

— Кто-то очень, ну очень хочет нас видеть, — пробормотал я себе под нос.

Наконец раздался скрип петель, а следом — возмущённый, сердитый голос Хельци, которая отчитывала пришельца с головы до ног за устроенный им «дьявольский шум» и за наглость, с которой тот посмел отрывать инквизиторов от молитвы. В эту ругань вклинился смиренный голос нашего незваного гостя, и я узнал в нём Баума. Посему я решил, что не мешало бы подняться, выйти в коридор и выяснить, что же привело к нам аптекаря.

— Господин Баум, — воззвал я, — что ж вы колотитесь, как грешная душа в аду? Впусти, дорогая моя Хельция, мастера Баума и проводи его в трапезную, пусть объяснит нам причину своей горячности.

И вот уже мгновение спустя наша добрая служанка, фыркая и отдуваясь, ввела аптекаря, который рядом с ней выглядел точь-в-точь как школяр, получающий нагоняй от строгого наставника. Даже усы его, обычно жёсткие и топорщившиеся, теперь обвисли, склеенные потом, что придавало его физиономии особенно озабоченное выражение. Лицо его было багровым, лысина — мокрой, и дышал он тяжело, словно рыба, выброшенная из воды на берег.

— Сердечно вас благодарю, что приняли! — воскликнул он. — А теперь сжальтесь надо мной и дайте хоть глоток воды, ибо я сейчас же здесь и скончаюсь от жажды, видит Бог!

— Хельция, будь так добра, принеси мастеру Бауму кувшин кваса.

— Буду добра, а как же иначе, не по-христиански это — в такой зной человека жаждой морить, — пробормотала она, но тут же обратила суровый взор на Баума. — А чего к нам-то пришёл? Мог бы и дома сидеть. Думает, нам в Святом Официуме делать нечего, только гостей принимать?

Поскольку Баум, по счастью, промолчал, она ещё мгновение постояла над ним с недовольной миной, наконец покачала головой и, шаркающей походкой удалилась в кухню.

— Не обращайте внимания, господин Баум, на самом деле я не настолько занят, чтобы вас не выслушать, особенно когда вы явились ко мне с таким напором.

— Ох, простите, — смутился он. — Кажется, я стучал довольно громко. Но я так сильно, так сильно, — он подкрепил свои слова хлопком ладони о ладонь, — желал с вами встретиться, что каждая минута казалась мне вечностью.

Если отбросить довольно несносный пафос последней фразы, я всё же понимал, что у аптекаря и впрямь была неотложная и важная проблема, которой он непременно хотел со мной поделиться. По крайней мере, неотложная и важная для него, потому что, говоря по совести, я не думал, что она хоть сколько-нибудь может быть существенна для меня. Но выслушать его откровения стоило, ибо, во-первых, это мне немногого стоило, а во-вторых, он уже показал себя человеком полезным. А поскольку он мог оказаться полезен и впредь, с какой стати мне было бессмысленно отталкивать его и отбивать у него всякую охоту?

— Говорите же, что вас привело.

— Послушайте, мастер инквизитор, послушайте меня внимательно! — Аптекарь наклонился над столом и уставился на меня блестящими от возбуждения глазами. — Так вот, благодаря моему гению я открыл способ, с помощью которого нам удастся остановить заразу!

— Прошу вас, прошу вас, не вы первый с таким амбициозным планом.

— Но лишь у меня одного есть план, который может принести благотворные плоды, — воскликнул он. — Выслушайте меня и поверьте, ибо я думаю, что Дух Святой просветил меня и избрал своим доверенным лицом во благо сего города.

Я вздохнул и покачал головой.

— Не приплетайте, сделайте милость, Духа Святого к вашим концепциям. Выслушаю я вас, конечно, охотно, а что до веры в ваши слова — поглядим, когда я узнаю, в чём дело.

— Конечно, конечно, так слушайте же.

Тем временем в комнату вошла Хельция, неся на подносе кружки и большой кувшин кваса. Баум тут же налил себе полную, осушил её до дна, глубоко вздохнул с облегчением и удовольствием, а затем немедля нацедил себе ещё. Я наблюдал за ним с любопытством: он и вправду казался настолько распалённым собственной идеей, что горячность заставила его позабыть о приличиях. Это говорило о том, что он, вероятнее всего, искренне верит в эпохальность или даже чудотворность своей концепции.

— Вы ведь знаете Архимеда? — спросил он.

— Не лично, — ответил я.

— Да, да, — он нетерпеливо махнул рукой. — Он давно умер. Но, может, вы слышали, что, когда он совершил своё эпохальное открытие, то, расплескивая воду из ванны, закричал «Эврика!» и нагим выбежал на улицы Афин, приставая к прохожим.

— Эта история доходила до моих ушей, — признал я.

— Так вот, я, мастер аптекарь Ионатан Баум, мог бы точно так же выбежать на улицы нашего города, и дело тут отнюдь не в наготе, но в крике «Эврика!» и в изобретении, благодаря которому я могу осчастливить мир.

Он взглянул на меня с такой гордостью, будто это самое изобретение лежало прямо передо мной на столешнице и достаточно было лишь протянуть за ним руку.

— Я питаю некоторые сомнения касательно реальных последствий концепций, имеющих целью осчастливить весь мир, — заметил я. — Тем не менее, продолжайте, сделайте милость.

— Помните, что я говорил вам о малюсеньких чертенятах? — Он пытливо вгляделся в меня.

— Такое трудно забыть, — отозвался я.

— Вот именно! — Он хлопнул в ладоши. — Представьте себе следующую сцену. — На миг он задумался. — Впрочем, описывая её, я прибегну к одной глубокой метафоре, — начал он объяснять. — И описание, которое вы услышите, не следует понимать буквально, но, скорее, аллегорически.

— Прошу вас, — позволил я. — Постараюсь следовать за ходом вашей