Судьба Одина - Скотт Оден

достала. Насколько мог судить Гиф, это был маленький стеклянный пузырек; он светился в ее руке, как гаснущий огонь. — Хорошо. А теперь давай посмотрим, как ты справишься с этим.

Резким движением запястья Идуна швырнула флакон в стену позади себя. Он разбился вдребезги; вперемешку со звоном разбитого стекла, Гиф услышал слабый треск, словно ледяная корка растекалась по поверхности озера. На полу у стены каменные плиты с вырезанными на них рунами и сигилами замерцали, когда по ним поползла изморозь. Там, куда попал флакон, Гиф увидел темный овал, черный как ночь; он корчился и извивался, как живое существо. Оттуда доносились звуки, далекие и призрачные: лязг стали, гул голосов, музыка, резкий смех, крики умирающих, вой и чудовищное рычание — он знал, что это шум Девяти миров. Дорога Ясеня.

— Вакна, Иггдрасиль! — закричала она, и внезапно мимо нее пронесся мощный порыв воздуха. Он потянулся к Гифу, словно чудовищная невидимая рука, дергая его за волосы, за рукава кольчуги, за гамбезон. Гиф пригнулся еще ниже, так как рука грозила вырвать у него ноги из-под тела. Вдох превратился в рев, и овал закружился, как в водовороте. Гиф был уверен, что за этим порталом не было ни одной ветки Старого Ясеня. Она открыла дверь в пустоту между мирами. Дверь к мучительной смерти.

— Вакна!

Гиф почувствовал, что его ноги начинают скользить. Когда его тело начало заваливаться вперед, он сделал единственное, что пришло ему в голову…

Он метнул свой меч.

Застигнутая врасплох, Ведьма Каунхейма не смогла увернуться. Удар пришелся в левую часть ее груди, его сила возросла из-за завывающего потока воздуха в эфире; меч пронзил ее плоть, пробил легкое и застрял во внешней стенке ее черного сердца. Она пошатнулась от силы удара, ее желтые глаза расширились от шока. Брызги крови затуманили воздух — и их засосало в пропасть между мирами.

И Идуна упала в водоворот, созданный ею самой. Он подхватил ее в одно мгновение. Дрожа от неустойчивости, как будто он был прикован к силе ее жизни, поток воздуха закружил Идуну по овалу; внезапно он захлопнулся.

Гиф споткнулся и упал на колени. Он задыхался. Там, перед собой, полускрытый поднимающимся от камней морозным туманом, он увидел последнюю оставшуюся частичку своей матери, Идуны. На полу, слегка покачиваясь, лежала верхняя половина ее головы — бескровно отсеченная у основания челюсти.

Мертвые желтые глаза, застывшие в ужасе, смотрели, как Гиф, сын Кьялланди, потянулся за этим ужасным подарком.

ГРИМНИР, УГРЮМЫЙ и сердитый, развалился на троне Манаварга. Его враги отступили перед ним, узнав о его приходе. Никто не хотел встречаться лицом к лицу со Зверем из залива Гьёлль. Даже полуэльф Нагльфари. Этот зеленоглазый ублюдок просто поклонился, сказал им, где ведьма, и покинул чертог Манаварга, Вингамейд, без боя.

— Вот тебе и верность, — проворчал он.

Он навострил уши, услышав на ступенях тяжелые шаги Гифа, возвращавшегося из убежища ведьмы. Тот выглядел взъерошенным, на боку у него висели пустые ножны, но он был цел и невредим, а в сжатом кулаке держал странный трофей.

— Дело сделано, — сказал он, бросив голову матери на пол между ними, прежде чем опуститься на один из меньших тронов. — Радболг отомщен. — Он огляделся. — Вина нет?

— Все слуги удрали отсюда, когда Нагльфари так грациозно удалился, — ответил Гримнир. Со стоном он опустил обе ноги на пол и приподнялся. — Кроме того, пора заканчивать с этим. Пора вернуть всех заблудших детей домой и дать им понять, чего от них ждут с этого момента.

— Ты уже решил, как собрать их всех вместе?

Гримнир взглянул на рифленые колонны и изящные деревянные балки, поддерживающие остроконечную крышу Вингамейда, на фонари, сделанные гномами, и свечи, горящие в позолоченных медных деревьях; он окинул взглядом богатые гобелены, украшающие стены, и ковры на полах. В его единственном глазу вспыхнул злобный огонек, похожий на язычок пламени.

— Решил, — ответил он. — О, я решил.

19 КЛЯТВЫ КРОВИ

Вингамейд горел.

Сквозь вечные сумерки, сквозь дымку, мглу и бесконечный клубящийся дым Девяти Миров свет от этого горящего зала сиял подобно маяку. Ветер вздымал пламя в высокий столб, который, несомненно, можно было увидеть даже в устье реки Гьёлль.

Эта яростная вспышка света с дальнего конца Настронда положила бесславный конец осаде Ульфсстадира. Скрикья расхаживала по парапету над главными воротами, постукивая в такт своим размеренным шагам рукоятью копья. Она ходила взад-вперед; проницательные желтые глаза пытались осмыслить то, чему она была свидетелем.

Враги отступали. Но не в едином порядке, а по частям — по десять-двенадцать человек за раз, — не дожидаясь приказов своих командиров. Они даже не свернули свой лагерь. Парни хватали то, что им было нужно, крали то, что хотели, и неслись со всех ног по дороге, направляясь к лодкам в бухте Гьёлль или к болотистой тропинке, которая привела бы их на территорию Храуднира. Она не сомневалась, что они направляются к горящей головне, которая была залом Манаварга.

Она услышала тяжелые шаги своего отца.

— Ходят слухи, что Манаварг пропал, — сказал он. — Мои шпионы, похоже, думают, что его похитил либо Лютр, либо Храуднир, либо оба. Таким образом, командовать этим сбродом могут только Дреки или Ньол, но они не доверяют друг другу. Или Балегир, которому не доверяет никто.

— Может ли это быть уловкой, чтобы выманить нас?

Кьялланди поджал губы:

— Если бы не пожар, я бы так и подумал. Это похоже на неуклюжую попытку уловки — именно то, что придумал бы Балегир, — но этот пожар…

Скрикья подняла глаза к горизонту, к столбу огня:

— Пожар что-то меняет?

— Так и есть. Уничтожение Вингамейда таким грандиозным способом попахивает бунтом или ошибкой. Нагльфари мог пойти против своего хозяина. Или… — Кьялланди полуобернулся к дочери. — Ведьма каким-то образом принесла себя в жертву.

— Это не Идуна. — Скрикья покачала головой. — Это что-то другое. Такое чувство…

Кьялланди подождал, пока она закончит свою мысль. Когда она этого не сделала, он надавил на нее:

— На что это похоже, дочь?

Бледная королева Ульфсстадира нахмурила брови:

— Послание.

— От кого?

— От Гримнира. Я думаю, он пытается привлечь наше внимание. Всех нас. Интуиция подсказывает мне, что мы должны собраться в Каунхейме.

Кьялланди искоса взглянул на нее, и в глазах его вспыхнул огонь:

— Надо очень сильно в тебя поверить, чтобы положиться на твою интуицию.

Скрикья оскалила зубы.

— Я никогда не ошибалась, и ты это знаешь! О, посмотри сюда. — Она указала на дорогу, ведущую к воротам Ульфсстадира. Из мрака появилась фигура, несущая знамя для переговоров; несколько