Судьба Одина - Скотт Оден

Это был Балегир. Он был безоружен; он шел медленно, сжимая обеими руками сломанное древко копья, к которому был привязан обрывок некогда белой ткани.

— Посмотрите на него: приполз обратно на животе, — прорычала Скрикья. Когда он прошел половину пути, она проревела: — Хватит, свинья! Еще шаг, и я насажу тебя на вертел, как жирного болотного цыпленка! — Она подняла руку, и с полдюжины лучников перегнулись через парапет — лучников, которые когда-то были одними из самых преданных сторонников Балегира. Теперь они ловили каждое слово Скрикьи.

Она могла бы сказать, что ему хотелось разозлиться и обругать ее, но он сдержался и вместо этого поднял знамя чуть выше. Скрикья облизнула клыки и улыбнулась. О, как, должно быть, это задело его чрезмерную гордость.

— Ты будешь вести переговоры? — спросил Балегир.

— Нет, — сказала она. — Но я приму вашу капитуляцию. Ваша армия бежит, ваши союзники покинули вас. Зачем мне вести переговоры с двадцатью одним дураком и их отцом-идиотом? У меня преимущество! У меня есть Ульфсстадир! Что у тебя?

— Новости, — ответил Балегир. — Новости о нашем сыне.

— Ого! Теперь он наш сын, так?

Кьялланди примирительно положил ладонь ей на плечо:

— Умерь свою желчь, дочь.

— Ба! — Скрикья сбросила его руку. — Послушай, что говорит этот лживый мешок с салом! Он проиграл и теперь думает, что сможет вернуться, используя Гримнира в качестве приманки! Через мгновение он скажет что-нибудь, что пробудит в тебе ностальгию. Запомни мои слова!

— Возможно, — сказал Кьялланди, а затем, обращаясь к Балегиру, добавил: — Это правда? Твой сын вызывает нас в Каунхейм?

Балегир кивнул:

— Это история, которую рассказывают эти грубияны, Храуднир и Лутр. Они говорят, что это было подстроено заранее, и что именно Гримнир захватил Манаварга в плен и передал его им на хранение. Они возвращаются назад быстрым шагом, а остальные следуют за ними.

— Ты предлагаешь перемирие? — спросил Кьялланди.

— Перемирие? — Скрикья сплюнула. — Мы победили! Не будет никакого перемирия!

— В воздухе что-то витает, — ответил Балегир, оглядываясь через плечо на горящую головню, которая была Вингамейдом. — Вы чувствуете это? Это напоминает мне о днях, приведших к Железному лесу.

Скрикья толкнула отца локтем:

— Что я тебе говорила? Теперь он взывает к твоей ностальгии. Моя интуиция никогда не подводит.

— Тогда мы должны идти, если твоя интуиция тебя никогда не подводит.

Она замолчала, ворча и плюясь.

— Мы принимаем ваше перемирие, на данный момент, — сказал Кьялланди. — Мы готовимся к выступлению. Твои сыновья пойдут впереди нас, а ты пойдешь рядом со мной, Одноглазый. Если у меня появится хоть малейший намек на то, что ты что-то замышляешь, я сделаю с тобой то, что помешал сделать с тобой Гримниру — я отрежу голову от твоего бесполезного тела и скормлю тебя сьйоветтирам. Мы договорились?

У Балегира дернулся глаз, по телу пробежала дрожь, и краска отхлынула от его лица, когда он осознал, насколько близок был к смерти от рук предателя. От рук своего младшего сына, ни больше ни меньше.

— Мы договорились. Приведите всех, вплоть до самых жалких скрагов. Так сказал Гримнир Храудниру и Лютру. Никого не оставляйте.

— Эта корона моя! — отчаянно закричала Скрикья. — Ульфсстадир мой! Я не вернусь в твою жирную тень, ты, червяк. Ты слышишь меня?

Прежде чем отвернуться, Балегир одарил ее злобной улыбкой:

— Посмотрим.

Кьялланди жестом подозвал старого Эльда, который был с ним со Старых времен:

— Готовься к походу. Все идут. Нет отставших, и никто не останется позади. Даже мертвые идут с нами.

Скрикья смотрела, как Балегир приближается к своим сыновьям; она чувствовала на себе их горячие взгляды, их ярость.

— Ты веришь, что он сдержит свое слово?

Кьялланди проследил за ее взглядом.

— Нет, — сказал он. — Но я не думаю, что это будет иметь значение. Что бы ты ни думала об Одноглазом, он прав: что-то витает в воздухе, и моя интуиция подсказывает мне, что это начало конца…

ПОКА ВИНГАМЕЙД тлел и превращался в пепел, народ Настронда собирался в тени дымящихся руин. Они прибывали волнами, без всякого чувства порядка; нечестивый сброд, который смеялся и глумился над несчастьями других, оплакивая свои собственные. Они прибывали, бряцая сбруей и топая обутыми в сапоги ногами. Трубили рожки, барабанщики били в свои обтянутые шкурами барабаны, волынщики наигрывали нестройную мелодию.

Они шли по полям и фруктовым садам, топча посевы и рубя на ходу деревья. Они заполнили долину Каунхейм своим многочисленным войском. Десятки превратились в сотни, а сотни — в тысячи. И когда они приблизились к мосту, ведущему к Тысяче ступеней, то обнаружили, что путь им прегражден.

Одинокая фигура ожидала их, стоя лицом к ним на верхушке моста. Он стоял под знаменем. Ветер подхватил полотнище и развернул белую ткань. Но это было знамя не для переговоров и не для капитуляции. Приблизившись, орда увидела вплетенную в него древнюю эмблему, вокруг которой они не сплачивались со Старых времен. Это было боевое знамя Ярнфьялля: волк и змея, переплетенные над ухмыляющимся черепом. И все знали, что это символ их господина, Отца Локи. При виде этого среди них поднялся возбужденный шум.

Гримнир высоко поднял это знамя. Он пристально посмотрел на каждого каунара, скрелинга и скрага. Почти пять тысяч лиц уставились на него в ответ, красные и желтые глаза сверкали в густом от дыма воздухе.

— Вы думаете, что достойны стоять здесь, под знаменем Спутанного Бога? — взревел Гримнир. Окованный железом конец древка знамени ударился о мост, вызвав оглушительный грохот. Ему ответили пять тысяч рычащих голосов.

— Да!

— Точно?

— ДА!

— Даже вы, уроды, стремящиеся к миру? — Снова грохнуло древко; в ответ на эхо голоса стихли.

— Даже вы, свиньи, склоняющие колени перед одной крысой, а не перед другой? Делает ли это вас достойными? ДЕЛАЕТ ЛИ?

Третий удар. Гулкое эхо удара железа о дерево было встречено тишиной. Сверкающий взгляд Гримнира скользнул по толпе. Он заметил Храуднира и Лютра справа от себя, среди смешавшихся воинов; они кивнули в унисон. Истинные Сыны Локи собрались в центре, прямо напротив моста — Дреки, Ньол и Нагльфари стояли обиженной кучкой; их соплеменники бормотали и проклинали друг друга, теребя рукояти ножей и мечей. Слева от себя он увидел возвышающуюся фигуру Кьялланди, который стоял рядом со Скрикьей и — удивительно — с Балегиром. На лице последнего застыло угрюмое выражение. Его братья и сводные братья не выдержали этого свирепого взгляда.

— Фо! Что бы сказал Отец Локи, если бы он был здесь? — громко проревел Гримнир. — Что бы он подумал о