Либелломания: Зимара - Н. Мар

это не сказка, а легенда. В ней нет морали. Она ничему не учит в лоб. В сказках побеждает добро, или торжествует справедливость. А кто здесь одержал верх — решаешь только ты. Давным-давно, когда не было диастимагов и звездолётов, а сыр падал с луны, мир был расколот надвое громадной пропастью. На одном её краю жили шчеры, а на другом стояла мрачная башня. В ней поселилось Чудовище.

Веками оно перелетало пропасть на уродливых кожаных крыльях и забирало души шчеров от мала до велика. Сотни доблестных рыцарей приходили сразиться с Чудовищем, но оно бросало их на дно пропасти одного за другим. А когда владыки шчеров посылали армию, над пропастью шли дожди из их костей, мечей и копий. Только и всего. Чудовище было сильнее, хитрее и коварнее всех. А на вершине мрачной башни томилась Царевна. На том краю, где жило Чудовище, не росли цветы, туда не летали птицы, и оно похитило юную шчеру, только чтобы и у него водилось что-нибудь прекрасное. Когда Чудовище покидало башню, Царевна тайком плела из своей паутины длинную нить. Она вышла тонкой, почти невидимой. Но такой крепкой, что удержала бы взрослого мужчину. Эту нить Царевна перебросила через пропасть.

И вот с другого берега — прямиком по паутине — к башне пришёл Герой. Он был горяч и силён, и так хорош собой, что сияние его доспехов рассеяло тучи над пропастью. Ему навстречу с башни слетело Чудовище, и они бились, пока щит не почернел от копоти, а меч не истончился, как фольга. Когда Царевна выглянула из башни, то увидела, что Герой погибает, как сотни других до него. И набросила на глаза Чудовищу сеть из паутины, пропитанной ядом, чтобы оно ослепло. Герой улучил момент, раскрутил пращу и метнул свинцовые ядра, набитые порохом. Они летели прямо в основание башни, где стояло Чудовище. Но оно расправило крылья, и ядра взорвались о них. Башня устояла. После этого Герой отступил и выманил ослепшего противника за собой на паутинный мост. Удары Чудовища были уже не такие меткие, как прежде. Почувствовав, что нить моста рвётся, оно взмахнуло крыльями. Но они, все дырявые, не могли его удержать. И Чудовище упало в пропасть вместе с Героем.

Царевна осталась одна в башне. Она так соскучилась по дому, что сразу же принялась плести новую паутину, чтобы перебраться через пропасть. Но из-за тоски по Герою Царевна была небрежна, пальцы её не слушались, и на середине пути мост оборвался. Но Царевна не погибла, потому что в пропасти лежало раненое Чудовище, и она упала прямо ему на спину.

На дне, усеянном костьми и доспехами, Царевна нашла Героя, который тоже спасся в точности как она. Но никто из троих не знал, как теперь попасть наверх. Скала была скользкая от влаги и водорослей, паутина к ней не цеплялась. Крылья Чудовища, и без того дырявые, искромсали ржавые мечи его старых противников, которые отомстили ему с того света. Тогда Чудовище пообещало вынести Царевну и Героя наверх, если те залатают его крылья.

Царевна принялась собирать куски его кожи и сшивать при помощи меча Героя и своей паутины. Но когда она закончила, оказалось, что несколько кусков так сильно изорвались, что рассыпались в руках. Кожи, собранной на дне, не хватило. Чудовище попробовало взлететь со шчерами на спине — но преодолело только треть пути. Они вернулись на дно. Царевна посмотрела на Героя. Но он был такой красивый и светлый, и доблестный, что ей стало жаль его ранить. Тогда она стала срезать кожу с себя и латать крылья Чудовища. И когда на Царевне уже совсем не осталось кожи, Чудовище снова попыталось взлететь. Но в этот раз преодолело только две трети пути наверх. Царевна скрепя сердце обратилась к Герою:

— Дай мне чуть-чуть своей кожи, — взмолилась она.

— Нет, посмотри на себя, — отшатнулся Герой. — Под человеческой кожей у тебя блестит чешуя. На месте короны обнажились рога, а там, где был шлейф, змеится хвост. Пусть лучше мы умрём здесь, чем я пущу в наш мир вас двоих!

Тогда Чудовище одним ударом убило Героя. А Царевна срезала кожу с его лица.

Этой кожи как раз хватило, чтобы залатать последнюю прореху в крыльях, и они улетели вдвоём.

Их прозвали Царевище. И ни один Герой с тех пор не мог их одолеть.

— Эмбер, ну вот, ты плачешь, детка…

Солнце прикатилось к морю и, обмакнув личико, задержалось на минуту и нырнуло целиком. Эффект особого прохождения перигелия слабел с приходом весны. Огни отшельфа со стороны кладбища казались чудесным созвездием. Кунабулоптеры сворачивали культиваторы и возвращались на ферму. Напоследок я позвала цифровой призрак Чиджи, чтобы и ему пожелать спокойной ночи. Брат появился в пижаме, и я погладила его по невесомому плечу.

— А чего у тебя туфли разные? — удивился Чиджи, нейросети которого мы с Пенелопой посвятили кучу времени. — Одна чёрная, вторая змеиная.

— А я Царевище!

— О, кстати. Сюда какой-то мужик приходил. Тебя спрашивал.

— Да ты что. Давно?

— Сегодня утром. С такими чёрными-пречёрными волосами, ну или почти чёрными, не помню. Наверно, маг, — предположил Чиджи. — Он вызвал меня одного, потому что мама с папой же заблокированы для чужих.

— Магнум Джио?

— Нет, другой. Магнума я видел раньше. Этот… Я даже немножко его испугался.

Воображение первым делом подкинуло образ Берграя Инфера. Но его боялась я, а не Чиджи. Инфер, синеглазый королевич, на первый взгляд вызывал какое угодно чувство, кроме страха. И Кай (я сжала алмаз крепче) обещал, что Берграй меня больше не обидит, а это значило, что Инфер мертвее мёртвого. Я отёрла пот со лба и переспросила:

— Точно шчер? А он представился? Сказал, как его зовут?

— Не помню. То есть он сказал, да, назвался. Точно шчер! Имя какое-то звериное.

Волкаш.

Я сглотнула ком из облегчения и тревоги. Но не могло такого быть! Атаман улетел на Алливею. Это было семь лет назад. Целую вечность и столько всего назад…

* * *

Злайя комм оборвала, требуя меня к ужину. Я написала ей, что приеду на выходные, а сама застряла на кладбище. На пути к отшельфу я заметила припаркованный у молокабы тропоцикл. Потом второй, третий. Чем ближе к жилым кварталам, тем