Код Гериона: Осиротевшая Земля - Людмила Брус

«Бросай!!!» – голова едва не лопается от беззвучного крика.

Я провернул половинки металлического шарика относительно друг друга, пока не раздался громкий щелчок. Мигая синим огоньком, милая «игрушка» полетела вниз, раздался звон, прозвучавший среди мертвой тишины оглушительным грохотом, и шарик исчез. Пять… Четыре… Три…

Даже снаружи я мог слышать, как в стену, за которой находился вентиляционный колодец, ударила целая лавина пуль, и отчетливо представил, как разлетаются во все стороны куски бетона и облицовки.

«Не подходи! Граната!» – я даже не услышал этот вопль, а почувствовал его всем телом.

И точно: внизу грохнуло так, что под ногами дрогнула земля; секунды две спустя о камни звякнули выброшенные взрывом осколки.

– Вторую «Эмку» побереги! – велела мне Даниэль. – И жди здесь, пока я не скажу, что можно спускаться!

– Там похоже, шахту завалило, – я с недобрым предчувствием склонился над спуском в колодец.

– Что сказать? Антиграв тебе в помощь!

Я сел на замшелые камни, дожидаясь разрешения на спуск и продолжая удивляться, как позволил втянуть себя в такую сумасбродную авантюру. Досада и злость продолжали меня жечь, и, чтоб они не мешали думать, я сел медитировать. Лучше мыслить холодно и чисто, а ярость благородную приберегу до тех пор, когда придётся таранить вражеский самолёт.

Когда, спустя полчаса, от Даниэль не поступило никакого сигнала, и на мой зов она тоже не ответила, я решил изучить обстановку сам: мало ли что стряслось с моей незримой проводницей. Вопреки опасениям, тратить время на разбор завалов не пришлось. Взрыв гранаты вырвал большой кусок стены, выбросив обломки наружу. Выбравшись в коридор, я увидел, что со стороны входа в бункер исходит холодный, голубоватого оттенка свет. Пол усеивали неподвижные тела, и кровь, выглядевшая при таком освещении черной, обильно заливала пол и стены.

Я приблизился к одному из тел, заключенному в легкую боевую броню Золотого века. На наплечнике проступало изображение знаменитого морского моллюска. Визор шлема был разворочен выстрелом с близкого расстояния, само же лицо превратилось в страшную кровавую яму. Рядом с беднягой валялась штурмовая винтовка.

На втором мертвеце красовался редкий ЭВП – экзоскелет высокой прочности, превращающий своего владельца в небольшой живой танк: такому красавцу не страшны ни пули, ни осколочные гранаты; он может одинаково легко сокрушать кулаками стены и разбирать завалы при землетрясениях. Рядом с ним валялась тяжелая плазменная пушка, еще несколько часов назад способная проделать в человеке дыру диаметром с его же голову, а после взрыва «Эмки» годная лишь для того, чтобы кого-нибудь ею дубасить. Я подобрал ее, решив починить дома.

Похоже, у кого-то была еще одна такая пушка, и он выстрелил раньше. В колено. Судя по месиву из оплавленного металла и горелого мяса, тоже с близкого расстояния. И что это, спрашивается, такое?.. Охранная система? Раз уж на вскрытие бункера присылают такую серьезную компанию, защищен он должен быть тоже серьезно. Умней всего было бы сейчас убраться восвояси, пока «мышеловка» не прихлопнула и меня. Но, полностью отдавая себе отчет в опасности, я все же устремился в её объятия, как мошка – в открытый огонь.

Не придумав ничего лучше, я снял с первого убитого шлем, стараясь не смотреть, что там под ним, и швырнул его как можно дальше в сторону двери. Но ничего не произошло: лучи сверхвысокой частоты не испекли меня заживо, не изрешетила спрятанная турель. Но этого мне показалось мало. Вспомнив одну хорошую книгу, я порылся в кармане и нашарил невесть где подобранную ржавую гайку. Она ударилась о пол, звякнула и покатилась в полумраке, пока не уперлась в очередное неподвижное тело.

Похоже, эти ребята перестреляли друг друга в упор. Передо мной громоздится в неестественной позе вторая фигура в ЭВП; она придавила собой целых два трупа, но повреждений не видно, а значит, тот, кто запечатан внутри, может быть еще жив.

Ба! И точно – в тревожной тишине слышится металлический щелчок, второй, третий… Боец не краб и свой панцирь должен суметь покинуть, иначе грош этой консервной банке цена. Я снимаю с предохранителя винтовку и дожидаюсь, пока ларчик откроется. Накачанный адреналином мозг уже принялся рисовать уродливого мутанта, но вот темно-синий матовый панцирь «трескается», его сегменты расходятся в стороны, и моим глазам предстает на первый взгляд нормальное человеческое существо мужского пола.

– Не ранен? – спрашиваю по-английски и слышу в ответ только нечленораздельное поскуливание, которое затем переходит в «Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…»

– Вылезай, солдат. Как твое имя?..

Лицо парня страдальчески искажается. На вид ему лет двадцать пять; лицо широкое, черты правильные, челюсть тяжелая, таких солдат постоянно показывали в старых фильмах. Но сейчас в нем нет ничего героического: в глазах застыли слезы, мышцы сводит страх. С трудом шевеля окоченевшими конечностями, он выбирается из раскрывшегося костюма, словно рождаясь заново. Солнце ясное, он выше меня и Хайдриха, да и в плечах заметно шире. Кого-кого, а своих бойцов «Наутилус» кормит все так же хорошо, как рассказывал об этом Рахманов.

– Я… Я… Я не хотел их убивать, – спешно пролепетал мой «мальчик», тыкая пальцем в темноту. – Мои руки сами начали стрелять, я не знаю, что на меня нашло, не знаю, не знаю…

Он завыл так, словно невыносимая боль терзала его изнутри. Подделать столь жалкий вид и голос довольно трудно, однако я оставался начеку, следил, насколько позволял свет, за каждым его движением и не убирал пальца со спускового крючка.

– Так что за хрень здесь произошла?..

– Сначала Персеваль ринулся вперед по коридору, как чокнутый, хотя команда была – держаться вместе… Раз в том конце свет, значит, открыть замок у него получилось. Затем отрубило всю электронику разом. Мы остались без ночного видения, без карт, без прицелов… И вдруг что-то перемкнуло у меня в голове. Знаешь, словно чей-то голос скомандовал «Убей!», и я… Послушался. Начал стрелять. И остальные тоже…

– И больше на вас никто не нападал?

Парень замотал головой, будто хотел, чтобы та слетела с шеи.

– Потом я просто упал, чтоб меня не убили. Думал, это конец.

Он кивнул и затравленно посмотрел на меня, словно умоляя не бросать его в этой жуткой дыре одного. Видеть своих товарищей мертвыми – это совсем не то, что геноцидить деревню ради мотка медных проводов, да, боец?..

Как бы то ни было, воспринимать его как врага было уже трудно, к тому же, пережитый ужас сближал нас с каждой минутой. Предательская дрожь в коленках передалась и мне: трудно было сделать шаг, без того, чтобы ступить в густую липкую лужу. А главное – слова про голос в голове недвусмысленно указывали автора этой кровавой бани.

– Так как тебя зовут, солдат?..

– Лео, сэр.

– Я Айвэн. Держись меня, и не пропадешь. Понял? Пойдем искать твоего Персеваля.

У входа безвольно сидел ещё один живой человек в лёгком боекомплекте – судя по рассказу Лео – тот самый Персеваль, что метнулся ко входу в бункер первым и разблокировал его, пока объятые безумием товарищи уничтожали себя и друг друга. Им оказалась темнокожая женщина лет сорока на вид (впрочем, если помнить о баловстве «Наутилуса» с человеческим организмом, годиться мне в бабушки она тоже могла). В руке женщины по фамилии Персеваль дрожал взведенный пистолет, и направлен он был в нашу сторону.

– Всё хорошо, Анита, – хрипло прошептал Лео. Похоже, вид человека, которому пришлось ещё хуже, начал приводить его в чувство.

– Я хочу помочь, – добавил я как можно мягче. – Пожалуйста, отдайте оружие мне.

Мутный взгляд, сухой и рваный смех, пуля в висок – прежде, чем я что-то успел сделать. Итого четырнадцать трупов.

Зачем столько крови, Даниэль? Нельзя было, что ли, слить эту компанию в исступленной оргии, позволив мне пройти, пока эти ребята поглощены друг другом? Или, на худой конец, усыпить, как того стража?

Во что ты впутался, Иванушка-дурачок?.. Во что ты впутался?..