Код Гериона: Осиротевшая Земля - Людмила Брус

– Говорят, Замок пал. Теперь им спешить особенно некуда. Придёт время – съедят нас и не подавятся.

– Подавятся! Мне вот какая штука пришла в голову. Помнишь гнездовье на острове, где ребятишки яйца собирают? Больные птицы стали прилетать оттуда. Надо кому-то сделать туда вылазку: чтобы больше оттуда ничего не летало. А лучше, чтоб все эти птицы полетели в стан Крестителей и заразили там как можно больше народу.

– Безумие какое-то… – вздохнул Арсений. – Такое же безумие, как этот полёт… Да и поздно уже…

– А ты знаешь разумный способ нам помочь?… Послушай, я знаю, где взять лодку. У Алехандро, помнится, было две. Большую он отдал женщинам и детям, но вторую, возможно, припрятал для себя – на случай, если станет совсем плохо. Она надувается с помощью насоса…

Арсений покачал головой и попросил Соню принести Масако поесть. Для него предложение наставницы брата имело не больше ценности, чем её лихорадочный бред. К тому же, он понимал, что никто в здравом уме на такое не пойдёт: риск заразиться самому слишком большой. Но ужасно жаль, если Алехандро действительно припрятал надувную лодку, никому ничего не сказав: по морю Рэнди было бы легче выбраться из МакМёрдо незамеченным, не привлекая внимания ни чужих, ни своих. А значит, и доктор Осокин был бы сейчас жив…

Осокин-младший занялся больными, но разум, зацепившийся за эту мысль, соскакивать с неё упорно не желал, и молодого врача она преследовала весь оставшийся день. Окончив дежурство, он заставил себя отправиться в кузницу – передать Акеми, что её дочь пошла на поправку. Своей заслуги он в этом не видел: Масако лишь изолировали от здоровых людей и дали ей довольно скромный уход. Всем сердцем он надеялся не встретить там мачеху – и на самом деле не встретил: по словам Акеми, принявшей Арсения очень тепло, та покинула дом ещё затемно и с тех пор не возвращалась.

Не оказалось Альды и в доме Осокиных, где Арсений теперь и сам избегал ночевать. Стенной шкаф в спальне он нашёл открытым; в сарайчике, где лежали инструменты Рэнди, тоже кто-то успел как следует порыться и не прибрал за собой. Нехорошее чувство оцарапало Арсению сердце. Одно и то же несчастье обрушилось на Альду дважды, и никто не мог быть уверен, что Рэнди пережил свой ночной полёт и спустился в безопасном месте. Мог ли её рассудок пережить такую пытку без тяжких последствий?.. Без того, чтобы окончить жизнь, повязав камень на шею?..

С кем бы он ни заговаривал, Альду никто не встречал; ясное дело: никто в здравом уме не ходил по улицам ночью, кроме дозорных. Но помочь молодому врачу не смогли и они. Ночь была облачной, и трудно было разглядеть что-то дальше вытянутой руки.

Алехандро, как всегда, оказался на посту: говорили, что ему и в молодости хватало пяти-шести часов на сон, теперь же хватало и четырёх. Старик громко негодовал из-за того, что «какая-то гнида» испортила понтонный причал, у эллинга, в котором он проживал – должно быть, та же, что побывала у Осокиных в сарае. Но Арсений, что было в новинку даже для него самого, перебил старика и изложил ему «безумный» план Масако, выдав на всякий случай его за свой, но тот лишь поднял его на смех и заявил, что добровольцы нужны ему для отражения возможного штурма, который ожидается не то, что со дня на день, а с часу на час. Так не хватало им ещё и от больных птиц отбиваться!

И тут Арсения охватила тихая злость. Если для Крестителей жители Мак-Мёрдо нечестивые язычники и отродья Сатаны, то стоило показать, насколько Сатана страшен в гневе! Даже не распрощавшись со стариком, он поспешил к эллингам и отыскал дверь красного цвета. Двери в МакМёрдо не запирались на замок – лишь на засов изнутри, когда хозяева не хотели, чтоб им мешали. И каково же было удивление Осокина-младшего, когда он увидел внутри свет фонаря и Масако – растрёпанную и чертовски похожую на привидение. Как оказалось, она успела не только удрать из больницы, но и заглянуть в кузницу, прихватив там толстый кузнечный фартук, перчатки и сумку едва ли не с себя величиной.

– Да чтоб меня… – только и смог вымолвить Арсений.

– Ты пришёл за тем же, за чем и я?

– Ты решила, что твоё выживание было ошибкой?

– Нет, но будет грустно, если я выжила зря, – сказала Масако и подмигнула. – Я посмотрела смерти в лицо и больше её не боюсь. В конце концов, ваши бедные ребята пусть возятся с теми, кому по-настоящему плохо. А мне ваша забота уже без надобности. Ты готов плыть туда прямо сейчас?

– Не знаю… Я хотел проверить, есть ли здесь лодка.

Вместо ответа Масако показала ему широкую тряпку оранжевого цвета, расстеленную на полу.

– Это что?

– Ты думал, это будет похоже на лодку в сдутом виде? Фигушки. С ней придется еще поработать, чтобы спустить на воду. Не зря я, значит, захватила с собой ещё и меха из кузницы! Потому что насоса здесь не видать.

– Раньше ты не была такой весёлой… – пробормотал Арсений.

– Когда ж ещё веселиться, как не на пороге смерти?

– И безрассудной…

– Рассудок тебя не защитит, когда те, что за стеной, придут по наши души. Ну, тебя-то они, может, и пощадят.

– Тебя тоже, ты кузнец.

– Только вот я не хочу работать на мракобесов. А значит, моя песенка скоро будет спета. Ты сейчас сильнее, так что тебе и лодку надувать.

– Помню я её! – сказал Арсений, стоило ему приступить к делу… – Её прибило к берегу…

– Спустя два дня, как утонул отец… – покачала головой Масако. – Он её у Алехандро одолжил…

– А поплыл один?

– Да. Уж Алехандро тут никаким боком… Возьми-ка очки, без них на остров и соваться не стоит.

Потребовалось немало усилий, прежде чем они поволокли надувную лодку к воде. На вёсла сел Арсений; грести в МакМёрдо худо-бедно умел каждый. Идти приходилось далеко от берега, чтобы снизить риск угодить под обстрел.

Сначала качаться и подпрыгивать на злых чёрных волнах было даже весело. Но морская болезнь очень быстро заявила о себе, и вскоре Масако, и без того измождённая тяжёлой болезнью, лежала на дне лодки, время от времени свешивая голову за борт. Она страдала целых два часа: ей чертовски хотелось блевать, но было нечем – она ведь ела так давно. Чтобы отвлечь себя от тошноты, она принялась мастерить факелы из палок, тряпок и ворвани. Наконец, Арсений бросил якорь метрах в двадцати от скалистой гряды, сплошь заселённой птицами. Вероятно, отсюда прилетели на помойку в МакМёрдо чайки, заразившие и людей, и уток, и кур. В воздухе стоял неистовый крик и гвалт, слышный издалека: в предрассветных сумерках казалось, поверхность островка шевелится от сотен тысяч пернатых.

– Ближе никак? – недовольно спросила женщина, увидев, какая широкая полоса воды отделяет их от берега.

– Никак. Камни днище процарапают, – пробурчал Арсений. – Здесь вода по колено. А тебя я отнесу на руках.

– Чтоб меня подняло и грохнуло… – пробурчала Масако, которую брали на руки только родители. Перенося её на берег, Арсений споткнулся и едва не загремел в воду вместе со своей ношей, чем погубил бы всё предприятие.

Оказавшись на берегу, Масако зажгла от лампы факел. Остальные висели в перевязи у неё на спине. Ей всё ещё было нехорошо после тяжёлого плавания, и она боялась даже дышать на огонь. Стоило им ступить на землю, как в воздух поднялось два десятка птиц. Некоторые попытались напасть, но Арсений ловко разогнал их факелом.

Здесь было трудно сделать шаг с тем, чтобы не наступить на птичий труп. Живые расклёвывали тушки своих мёртвых собратьев, чтобы стать, в свою очередь, кормом для других соседей. Холодный воздух не позволял распространяться зловонию, но и смотреть на это было для Арсения омерзительно. Увидав ближайшую кучу засохшей морской травы, он полубегом достиг её и коснулся своим рыжим факелом. Трава, гуано, трупы – всё будет скормлено пламени. Водоросли занялись только с четвертой попытки: слабое пламя быстро угасало под набегающими волнами ветра.

Пока рыбак возился с огнём, птицы предприняли новую атаку. Они