Код Гериона: Осиротевшая Земля - Людмила Брус

– Возвращаться нельзя… – прохрипела Масако, провожая глазами летящие машины и выдыхая тонкие облачка пара. – Что бы там сейчас ни происходило, придётся переждать здесь…

– Ты с ума сошла! Там же Альда! И наши больные! – закричал Арсений, пытаясь искалеченными руками отобрать вёсла. – Наши пока живы, им можно ещё помочь! Дай мне вёсла, Масако! Сейчас же!

Из последних сил Масако пихнула Арсения ногой в живот, но смогла задержать его лишь на пару секунд. С громким шипением он снова вцепился в весло и рванул его на себя. Потрясённая его яростью, женщина разжала пальцы. Она отдала парню и второе весло, но лишь для того, чтоб сразу же, с разворота, съездить ему в челюсть; света двух лун ей хватило для точного удара, и Арсений сразу же, словно Масако вышибла из него дух, с глухим стуком опрокинулся на дно лодки. Испугавшись содеянного, женщина несколько секунд смотрела на умолкшего спутника и пыталась оценить масштаб ущерба. Бить людей Масако доводилось трижды: один из «пострадавших» непочтительно отозвался о её родителях, второй – попытался облапать её в тёмном углу, и третий – обокрасть кузницу.

– Прости, – пробормотала она, поворачивая голову парня набок. – Но паника – совсем не то, что может сейчас помочь.

Теперь Масако осталась совсем одна – без помощника, без собеседника, без человека, который смог бы разделить с ней ужас и одиночество, уязвимая как для воды, так и для неба. Кузнецу ничего не оставалось, как повернуть обратно, к птичьему базару, на котором уже улеглось пламя. Он продолжал мерцать мириадами мелких, словно бисеринки, красных и оранжевых огоньков, испуская сухой колючий жар в окружающую холодную сырость. Пожалуй, сейчас это было то, что нужно, потому что сырость успела-таки забраться под одежду Масако, проникнуть под кожу и разлиться внутри костей. Да что там – она уже не чувствовала пальцев собственных ног. Плохой знак, очень плохой.

Женщина медленно развернула лодку и погребла обратно. Ей было уже не страшно попасть в поле зрения Уцелевших, она не боялась, что лодку поразит кто-то с берега: шансы спастись всё равно нулевые, так и толку бояться? Тушить огонь сюда не прилетят, да и погас он. Всё ж лучше отсидеться на ещё горячих камнях, чем пережидать ночь на воде, рискуя уснуть и в худшем случае к утру окоченеть, а в лучшем – проснуться в открытом море, понятия не имея, куда это тебя занесло…

Масако с тоской смотрела в сторону МакМёрдо, над которым не умолкало похожее на гром гудение. Разумеется, ей было не всё равно, что будет с родным городом и его жителями, прежде всего с самоотверженной Альдой де ла Серна, с которой так немилосердно обошлась судьба. Но женщина привыкла опираться на здравый смысл и осознавала, что не в её силах кого-либо спасать. И доктор Осокин вовсе не для того сохранил Масако жизнь, чтобы она поддалась на истерику мальчишки и бессмысленно с нею рассталась. Женщина вновь подумала о Рэнди. Наверное, парню лучше не возвращаться. Но разве ж он сделает, как «лучше»? Никогда. Он всегда поступал так, как ему заблагорассудится, а если и слушался её – то для того лишь, чтобы впоследствии всё равно сделать по- своему…

С каждым разом удары вёсел стали замедляться, но Масако уже перестала это замечать. Какое-то время она ещё находила в себе силы удерживать веки открытыми либо разлеплять их всякий раз, как они предательски смыкались. Но, наконец, они сомкнулись окончательно, и женщина не успела этого заметить.

Вёсла мало-помалу перестали толкать лодку вперёд, потому что для этого уже не хватало усилия. Они продолжали шлёпать по воде, подчиняясь слабым машинальным движениям рук, которые Масако упорно продолжала совершать «на автомате». Вскоре остановились и руки – сложились на груди крестом, сжались в кулаки и поглубже ушли в рукава. Женщина не ощутила даже толчка от лодки, когда та упёрлась в нагретый пожаром берег.

Кузнец проснулась уже утром, не от света, а от того, что кто-то громко разговаривал и бесцеремонно тыкал ей в плечо рукоятью багра. К её сильнейшему изумлению, она и Арсений лежали на дне лодки, крепко обнявшись. Получается, она сквозь сон подползла к нему в бессознательном, но от этого не менее отчаянном стремлении согреться.

На фоне светлого, на этот раз безоблачного неба стояли трое мужчин с намалёванными на одежде чёрно-белыми крестами. Двое выглядели как обычные бандиты и прятали лица за самодельными масками; один целился в Масако из автомата, второй держал в руках багор, которым её и разбудил. Третий, такого исполинского роста, какого Масако ещё никогда не видела, был с виду опрятнее спутников и не носил оружия – по крайней мере, видимого. Седые, почти белые волосы падали на его могучие плечи, широкое, с тяжёлыми костями, лицо было тёмным и морщинистым от долгого пребывания на солнце; на грудь спускалась гладкая белая борода.

Хотя после усталости, потрясений и тяжёлого сна женщина соображала ещё плохо, она не смогла не заметить, что на седовласом гиганте не было верхней одежды. Несмотря на конец сентября с его ещё холодной и ветреной погодой, человек носил полуприлегающий, графитового цвета комбинезон с едва заметным отливом, чешуйчатый, как рыбья кожа. Выпуклые угольно-чёрные щитки, также наводившие на мысли о древних рептилиях и панцирных рыбах, выступали из странной чешуйчатой материи на груди, животе, бёдрах, суставах рук и ног. Высокие ботинки на толстой подошве тоже явно были сделаны не руками человека в полутёмной мастерской, а машиной… Что Масако могла сделать против этой троицы? Разумеется, ничего. Будь здесь даже самый увесистый молот, ей сейчас не удалось бы оторвать его от земли.

– У меня здесь раненый, – сказала она, вставая на ноги и поднимая обе руки в воздух. Словно в подтверждение слов кузнеца, Арсений на дне лодки заворочался и застонал.

– Господь милосерден, он позволил вам уцелеть, несмотря на ваши происки против нас. – ответил ей седовласый мужчина, улыбнувшись с неожиданной теплотой.

Масако погоняла слюну по пересохшему рту, замерев в тревожном ожидании. Если Господь прислал за ними этих людей – то лучше совсем без него…

– Кто вы?.. – произнесла она одними губами.

– Меня зовут Аэлиус, – спокойным, доброжелательным голосом ответил рослый мужчина, помогая Масако выбраться из лодки. Затем он обратился уже к одному из своих спутников. – Люциан, посмотри-ка, что там со вторым!

Сердце Масако ожесточённо застучало, тяжёлой вибрацией отдаваясь в каждом сантиметре тела; в панике ей хотелось закричать. Они увидят руки Арсения и поймут! Тогда расправы не миновать, а истреблять своих врагов эти люди умеют с первобытной жестокостью.

– Ты зря волнуешься, сестра, – сказал Аэлиус, не убирая широкой ладони с её плеча. – Убивать вас никто не собирается…

Масако удивлённо подняла на крестоносца слезящиеся глаза. В её голове шумел рой невысказанных вопросов, ответы на которые были, скорее всего, ужасными. Но их она приберегла на потом. Судьба Арсения – вот что тревожило её сильнее всего.

С неожиданной учтивостью, обусловленной, по-видимому, близостью очень высокого начальства, Крестители вытащили молодого врача из лодки, умудрившись не задеть изуродованных кистей, и поставили на ноги рядом с Масако; та притянула Арсения к себе за плечи, словно тот был её младшим братом.

Увидев Аэлиуса, молодой человек недоумённо сощурился, словно никак не мог понять, что перед ним за существо, и, наконец, вымолвил:

– Скажите, за что умер мой отец?

– Как его звали?

– Илья Осокин. Он был врачом. Единственным, кто мог что-то сделать против этой заразы. Теперь эпидемия у вас – дело нескольких часов.

К удивлению Осокина-младшего, Креститель перешёл на чистейший русский язык. Правда, такого необычного акцента ему слышать ещё не приходилось.

– Так что – с ним расправились мои люди? Он был с Князем на бывшем заводе?

– Его скинули с крыши наши… Но этого бы не случилось, если б не вы… Из-за осады народ осатанел и стал бросаться один на другого. Что вам от нас нужно, сволочи?

– Скинули свои, а сволочи почему-то мы, – покачал головой седовласый мужчина. – Маловато времени прошло для того,