Бог безвременья - Жаклин Холланд

– Suivez-moi! Silencieux! [82] – говорю я, приходя в себя, и мы с детьми идем в зал.

Когда мы входим, раздаются безумно громкие щелчки и сверкают вспышки родительских фотокамер. Дети вытягивают шеи, сверкают щербатыми улыбками родителям и машут руками. Кэтрин сидит в первом ряду и машет Лео, который начинает было махать ей в ответ, но приступ кашля заставляет его прикрыть рот рукой. Тетя Одри стоит в конце зала, болтает с мамой Одри. Ее ноги широко расставлены в стороны, а руки скрещены на груди. Даже на детском концерте и в обычной одежде нельзя не узнать в ней сотрудника полиции. Все в ее облике говорит об этом. Я занимаю свое место, присаживаясь на корточки прямо перед сценой, где могу давать указания детям.

Мы начинаем с вальса цветов: на сцену выходят Софи, Одри и Рамона в тюлевых платьицах, все в сверкающих блестках, они прыгают, кружатся и поднимаются на цыпочки, публика восторженно охает, а вспышки фотокамер, не переставая, сверкают, как молнии. Затем свой сольный танец исполняет Аннабель. Родители смеются и фотографируют, машут и посылают воздушные поцелуи. Рядом с ними на пустых стульях или на полу лежат букеты, завёрнутые в мятый целлофан.

Мальчики под бурные аплодисменты исполняют танец леденцов, потом все дети выходят на китайский танец, затем Октавио, перед которым я держу микрофон, благодарит родителей за то, что они пришли, и сообщает, что чай и пирожные ждут внизу.

Складные стулья царапают по полу, дети, гордые и возбужденные, бегут к родителям. Возгласы восхищения и восторженные крики раздаются отовсюду. Матери и отцы обнимают и целуют усыпанные блестками щечки своих чад.

Радостные и утомленные, все выходят из комнаты. Кэтрин и другие родители фотографируют выстроившихся в ряд мальчишек в костюмах леденцов. Я задерживаюсь, помогая мистеру Кастро выключить свет и звуковое оборудование и собрать вещи. Я не знаю, как Лео отреагирует на новость о том, что он останется здесь на каникулы, и предпочитаю, чтобы Кэтрин обсудила это с ним наедине.

Позже я вижу их в столовой. Лео сидит за столом и ест свой кусок рождественского полена. Кэтрин стоит позади него, ничего не ест и с бледной улыбкой слушает разговор между матерью Софи и матерью Аннабель. Тети Одри нигде не видно. Я подхожу к стулу Лео и приглаживаю его растрепанные волосы. Он смотрит на меня с набитым тортом ртом, улыбается и продолжает есть.

Через минуту Кэтрин наклоняется ко мне и шепчет:

– Мне скоро уходить. Туда ехать около часа, и я хотела бы быть там к шести. У меня в машине сумка Лео и подарки на рождество. Куда их лучше отнести?

Мне совсем не хочется, чтобы кто-то заметил, что вещи Лео заносят в дом. Это не школа-интернат, и я не горю желанием внушать подобные идеи другим родителям.

– Вы останетесь с Лео, а я принесу сумки и отнесу их наверх, в его комнату.

– О нет, пожалуйста, – просит Кэтрин. – У вас гости. Давайте я это сделаю.

Полагаю, мы обе отчаянно хотим воспользоваться предлогом, чтобы выйти.

– Я знаю, куда идти, – говорю я. – Так будет проще.

Она выуживает ключи из сумочки.

– Сумка с вещами в багажнике, а подарки на заднем сиденье. Вы уверены, что одна все унесете? Я могу помочь.

– Уверена.

Я выхожу на улицу, чувствуя облегчение от холода после духоты теплой столовой и, когда снег падает на мою разгоряченную кожу, испытываю минутный порыв бежать куда глаза глядят. Как хочется убежать через лес прочь отсюда. Хотя мир стал меньше. Не так много мест, где можно скрыться и найти покой и уединение. Я думаю о яме. Мне хочется подбежать к ней, броситься в нее, уютно укрыться под одеялом травы. Обрести навеки мир и покой. Как я узнаю, что время пришло?

Я плотнее закутываюсь в свитер и открываю багажник. Внутри большая дорожная сумка. Проверяя, что это вещи Лео, а не Кэтрин, я слегка расстегиваю ее и вижу знакомую сине-желтую полосатую пижаму.

Сзади открывается входная дверь. Я оглядываюсь, и у меня сжимается живот: по ступеням крыльца спускается тетя Одри. Кладу сумку в багажник и делаю вид, что что-то ищу. У меня нет ни малейшего желания объяснять ей, что один из моих учеников остается у меня. И нет ни малейшего желания вообще разговаривать с ней. Я очень надеюсь, что она уезжает.

Она достает из внутреннего кармана пальто пачку сигарет и зажигалку и закуривает.

– Знаю-знаю, – обращается она ко мне, хотя я даже не взглянула на нее. – Но у меня уходит всего пачка в неделю, не так уж много, могло быть и хуже.

– В наше время жить слишком безопасно, – отвечаю я с улыбкой, пытаясь быть любезной. – Все как минимум должны курить и не использовать ремни безопасности.

Она улыбается и снимает крошку табака с языка.

– Я никогда не брошу курить окончательно, – продолжает она. – Крайне полезно оставаться на одной волне с зависимыми. А большая часть преступлений, как я думаю, связана с зависимостью того или иного рода. Какие-то потребности или желания у преступников становятся для них настолько насущными, что заставляют забывать обо всем остальном, о последствиях, о чувствах других людей. Они хотят получить желаемое очень сильно и без промедления. Прямо как я. – Она затягивается сигаретой и выдыхает длинное облако дыма. – Я полностью их понимаю.

– Это очень интересная… точка зрения, – вежливо замечаю я.

Она выпускает еще одну струйку дыма в темнеющее небо, а я продолжаю вяло делать вид, что ищу что-то в багажнике, надеясь, что разговор подошел к концу. Однако она продолжает.

– Хотя, наверное, больше в этом нет нужды. Здесь, в прекрасном, тихом Порт-Честере. Не так тут много преступников, чтобы быть с ними на одной волне, по крайней мере, в этом, – говорит она, поднимая сигарету и глядя на нее. – Здесь люди вламываются на кладбища и в коровьи стойла, и я еще не придумала никакой теории зачем…

При этих словах у меня перехватывает дыхание, и жар разливается по моему лицу, но я только медленно сглатываю слюну.

– …так что теперь, пожалуй, я просто курю.

Она оглядывается, и ее взгляд, минуя дорогие внедорожники родителей и даже зеленый «ягуар» Снайдера, останавливается на моей машине, стареньком «датсуне».

– О, детка! – выдыхает она. – Какая машинка! Просто прелесть! Не знаете, чья она?

– «Датсун»? Моя.

Она подходит к машине, делает