Виги и охотники. Происхождение Черного акта 1723 года - Эдвард Палмер Томпсон

Если таково было состояние двух королевских парков, то можно ожидать, что лес за их пределами оказался в еще более плачевном виде — с точки зрения тех, кто заботился о растительном и животном мире лесов Его Величества. В памятной записке, составленной полковником Негусом (примерно в 1717 году), объяснялось, «как получается, что оленей так мало». Он писал, что добыча вереска, дерна и торфа в лесных районах достигает такого размаха, «что олени не могут найти ни укрытия, ни покоя». Жители вывозят дерн и топливо не только для собственного употребления, но и на продажу за пределами леса. Оленей «постоянно беспокоят, а лесников оскорбляют возницы этих телег». Старые тропы для верховой езды никуда не годятся, потому что сельские жители ездят по ним, как по обычным дорогам, и портят своими повозками, превращая путь в сплошные «колдобины» и «промоины». Нарушаются правила общинного выпаса овец, ограничения не соблюдаются, и «каждый пасет их столько, сколько ему заблагорассудится». Из-за того, что главный выездной судья выдает чрезмерное количество лицензий на охоту (хотя теоретически — только на мелкую дичь), а многочисленные обладатели синекур претендуют на добычу оленей как на льготу, положенную по должности, начались нападения на ланей. В Суинли Уок ограды вокруг вновь посаженных рощ снесены, и олени поедают свое собственное будущее укрытие. Под давлением всех этих обстоятельств олени «вынуждены искать убежища в лесах и укрытия на опушках, где их обычно отстреливают простые общинники». У четырех из каждых пяти оленей, забитых лесниками, обнаруживались следы от выстрелов. Надо полагать, что развитие техники и растущая доступность огнестрельного оружия спровоцировали бы этот кризис и сами по себе[97].

Письменные обращения лесников за ноябрь 1719 года дополняют жалобы полковника Негуса. При расчистке земли под посевы вырубили, выкорчевали и разобрали на части так много леса, рощ и живых изгородей, что возникла созданная человеком «угроза полного уничтожения укрытий» для животных. «Вереск и дерн ежегодно вывозят прочь… так что если на огороженных участках уничтожаются лесные укрытия для дичи, то на открытой местности они уничтожаются из‑за продажи вереска». «Население в лесу строит до того высокие изгороди, а ворота у них так утыканы шипами, что олени не могут безопасно входить и выходить». В приходе Уинкфилд, расположенном в самом сердце леса, правонарушителей поощрял местный джентльмен Роберт Эдвардс, который купил несколько старых участков, служивших укрытием для оленей, обнес их забором высотой в девять футов и протяженностью в милю и два фарлонга и тем самым лишил оленей обычного пастбища и вынудил их уйти из леса. Он огородил и другой, соседний участок земли, оставив для оленей проход между обоими участками шириной менее ста ярдов; поэтому олени, переходя из леса на вересковую пустошь, легко попадались в ловушки похитителей. Другие фермеры Уинкфилда действовали по его примеру. В этих обстоятельствах, как написал Негус в сопроводительном письме, «лесникам стало совсем в тягость исполнять свои обязанности, и если не удастся найти какой-либо способ обуздать мистера Эдвардса, то королю будет лучше забыть про свой лес»[98].

Но король от своего леса не отказался. Его первая лесная охота и, возможно, его первый визит в Виндзор состоялись в сентябре 1717 года. В честь Ганноверской династии приготовили пышный официальный прием. Для почетных жителей были накрыты столы; король угощал местных дам «конфитюрами»[99]. Натаниэль Бут огласил свой старомодный наказ[100]. Состоялось также первое полноценное заседание суда Суанимота с 1708 года. Но не похоже, чтобы король угощал конфитюрами полковника Негуса и служащих лесного ведомства; он достаточно разбирался в охоте, чтобы по определенным признакам понять, что этот знаменитый английский королевский лес по части дичи уступает ганноверским стандартам. С тех пор он сохранял пристальный интерес к лесу[101]. А на жителей леса, соответственно, давило лесное начальство.

Фактически в лесу предвидели неудовольствие короля. Первые свидетельства ужесточения правил в отношении лесов стали заметны еще в предыдущем году. Было назначено новое лесное начальство, в основном из вигов, во главе с очень богатым военным авантюристом виконтом Кобхэмом. Когда в июне 1717 году умер заместитель Кобхэма, то полковника Негуса (который уже занимал несколько лесных постов) назначили вместо него[102]. Разумно предположить, что Негус, член парламента от Ипсвича, а также исполняющий обязанности королевского конюшего, являлся союзником Таунсенда[103], Уолпола и крайних вигов, сторонников Ганноверской династии[104]. Непосредственный эффект перемен можно оценить по количеству обвинений против правонарушителей в суде по наложению ареста или в уже упоминавшемся Сорокадневном суде. После последнего (и единственного) заседания суда Суанимота в правление Анны этот суд продолжал время от времени собираться, иногда предъявляя обвинения в захвате земель, вырубке леса без лицензии и т. д. С тех пор суд почти прекратил свою деятельность вплоть до апреля 1716 года, а с этого момента количество предъявленных обвинений резко возросло. Если на заседании суда Суанимота в 1708 году не было утверждено никаких обвинительных актов против лесных нарушителей, то на следующем заседании (1717), когда король Георг впервые посетил лес, вынесли девяносто одно обвинение. Большинство из них были представлены в суд по наложению ареста, поспешно созванный за три недели до визита короля: двадцать два обвинения вынесли за добычу вереска и торфа, тринадцать за захват участков, десять за неразрешенное строительство коттеджей или других зданий, пять за слишком высокие ограждения, препятствующие проходу оленей (в том числе Роберту Эдвардсу, нарушителю прав короля в Уинкфилде), четыре за нарушения при выпасе овец и одно за содержание борзых собак. С 1717 по 1725 год количество обвинительных постановлений поддерживалось на высоком уровне. Позднее их число сократилось[105]. (См. таблицу, с. 60.)

Обвинительные постановления охватывали дюжину лесных правонарушений. Среди них были посягательства на дичь: в июле 1717 года был обвинен джентльмен со слугами и пятью спаниелями, за «убийство тетерки, которую он уносил прочь, когда я его поймал»; в мае 1718 года обвинили йомена, ночью находившегося вне дома с борзой и с обычной собакой; к февралю 1719‑го относится следующее показание: «Я заявляю, что услышал выстрел из ружья и пошел на звук, и я нашел Томаса Марлоу, сидящего в роще, именуемой Лонг Гроув, в… Уингфилде на Суинли Уок с ружьем при себе… это было в воскресенье, он был слугой Эдварда Бойера из Олд Брэкнелла, пекаря». Выносили обвинительные постановления за строительство домов или каретных сараев; за рубку леса или за корчевание рощ; за захват земли на пустырях. Но чаще всего обвинения выносили за добычу дерна, торфа и вереска. Эти занятия