Лаванда и старинные кружева - Миртл Рид

Рут он понравился. Карл говорил чуть торопливо, но непринужденно, порой казался несколько циничным, однако она справедливо списала это на волнение, такое же, как испытывала сейчас сама.

– Чем вы будете заниматься в «Трибюн»? – уточнила она.

– Всем подряд, – ответил он, неопределенно пожав плечами. – «Ты здесь не рассуждай, а делай и умирай» [7]. А вы?

– Так же, – кивнула Рут. – Рубрики «Общество», «Материнский уголок», «Под вечерней лампой» и «На кухне с тетушкой Дженни».

– Хотел бы я, чтоб Карлтон вас сейчас услышал, – заразительно рассмеялся гость.

– А я нет, – слегка покраснев, пробормотала Рут.

– Отчего же? Боитесь его?

– Само собой. Стоит ему обратиться ко мне, как я тут же замираю от ужаса.

– Ну, не такой уж он плохой, – успокаивающе заметил Уинфилд. – Просто по натуре резковат. Вероятно, он даже не подозревает, что так влияет на вас. Ни за что бы не подумал, что вы вообще подвержены каким-то страхам.

– Почти нет. Боюсь только грабителей и зеленых червей.

– Карлтону понравился бы этот список. Мисс Торн, кто-нибудь непременно должен ему рассказать. Не часто на долю занятого человека выпадает столь невинное развлечение.

Рут сперва разозлилась, но неожиданно взглянула на Уинфилда другими глазами, будто на давнего друга. Есть мужчины, которые уже в двадцать лет походят на стариков, а вот такие, как Уинфилд, и в семьдесят останутся в душе мальчишками, внешне прикрытыми условностями, прожитыми годами и светским лоском.

– Можете сообщить ему, если хотите, – спокойно заметила Рут. – Он на радостях тут же удвоит вам зарплату.

– А вам? – уточнил Карл с веселыми искорками в глазах.

– А меня, само собой, уволит.

– Никто вас не тронет, – возразил он. – Но лучше я не стану ему рассказывать. Богатство влечет за собой соблазны, и, раз уж я намерен работать в «Трибюн», мне не хотелось бы вашего увольнения.

Хепси, судя по всему, чем-то усердно занималась в столовой. Она вела себя очень тихо, двигалась неторопливо и надолго замирала, будто прислушиваясь. Уинфилд, похоже, ничего не заметил, но Рут раздражало поведение горничной и, когда гость сообщил, что ему пора, вздохнула с облегчением.

– Вы ведь придете еще? – уточнила она.

– Обязательно.

Рут прильнула к окну, безотчетно наблюдая, как Карл большими, размашистыми шагами спускается с холма. Ей нравились его широкие плечи, мелодичный голос и честный, открытый взгляд. И все же он, в сущности, был всего лишь мальчишкой.

– Мисс Торн, – вдруг спросила подошедшая Хепси, – это ваш кавалер?

Горничная вовсе не пыталась дерзить или проявлять неуважение, в ее вопросе безошибочно угадывался дружеский интерес, и ничего больше.

– Нет, – ответила Рут. – Конечно же нет.

– А он симпатичный, правда?

– Да.

– У вас есть ухажер?

– Нет.

– Тогда, мисс Торн, вряд ли вы найдете кого-то лучше.

– Может, и нет, – задумчиво протянула она, по-прежнему провожая взглядом его быстро спускающуюся фигуру.

– Вы что, прежде никогда его не видели?

– Хепси, – обернувшись, холодно бросила мисс Торн, – пожалуйста, иди на кухню и займись своей работой. И в следующий раз, когда ко мне придут гости, оставайся там, а не торчи в столовой.

– Да, мэм, – покорно ответила Хепси и поспешила уйти.

Горничная не отличалась проницательностью, но поняла, что чем-то обидела мисс Торн, и тщетно ломала голову, пытаясь понять, чем именно. С племянницей хозяйки она общалась с той же вольностью, что и с самой мисс Хэтэуэй, проявляя при этом только дружелюбие. Что же касается столовой… очень часто, когда к мисс Хэтэуэй наведывались гости, саму Хепси звали в гостиную, чтобы услышать ее версию какой-нибудь деревенской сплетни. Порой, конечно, когда хозяйку что-то раздражало, от нее влетало и горничной, и все-таки прежде никто и никогда не разговаривал с Хепси столь сдержанным, ледяным тоном, вполне подобающим истинной леди, но уж слишком повелительным. И поскольку она была чувствительной особой, на глаза служанки сами собой навернулись слезы.

Когда над головой раздались шаги, Хепси взяла себя в руки. Она слышала почти весь разговор в гостиной и могла бы многое поведать мисс Торн об этом молодом человеке. К примеру, что он поселился у Джо, в доме через дорогу от жилища мисс Эйнсли, и что планировал провести здесь все лето. Или о том, что у него переменчивый характер, странные вкусы и есть серебряная чашечка для бритья, которую Джо обещал показать ей перед возвращением гостя в город. Однако горничная рассудила, что пусть мисс Торн и дальше пребывает в слепом неведении.

Рут тем временем, терзаемая все большим беспокойством, погрузилась в размышления. Разговоры о внешнем мире заставили ее еще острее, чем прежде, ощутить, в каком уединении она сейчас живет. Только поэтому – и никак иначе – Рут надеялась понравиться Уинфилду, хотя вообще-то прежде ее не заботили подобные пустяки. Он увидел в ней милую девушку, способную сильно увлекаться и становящуюся при этом довольно привлекательной, однако, обладая женской проницательностью и неуловимо поддавшись влиянию слов Хепси, Рут ощутила, что может обернуть ситуацию в свою пользу.

Ей хотелось, чтобы Уинфилд проникся к ней симпатией, остался в этой жалкой деревушке до самого ее отъезда и помог ей уберечь разум от застоя – ни о чем другом она и не думала. В октябре же, когда они вернутся в город, Рут мило поблагодарит Карлтона за то, что прислал ей друга, – конечно, если они не поссорятся. Она уже предвидела ждущие их впереди долгие дни тесного общения – возвышенного и благородного, которое возможно, лишь когда мужчина и женщина встречаются для удовлетворения духовных потребностей.

«Мы оба слишком взрослые для глупостей», – убеждала она себя, потом внезапно испугалась, что Уинфилд, возможно, на несколько лет моложе ее.

И тут же возненавидела себя за подобные мысли.

«Меня это не волнует, – непроизвольно краснея, сказала себе Рут. – Какая разница. Он просто милый мальчик, который должен меня развлекать».

Подойдя к комоду, она выдвинула большой верхний ящик и вывалила его содержимое на кровать. Отчаянная мера, поскольку мисс Торн терпеть не могла наводить порядок. Газета, лежавшая на самом дне, приземлилась на общую кучу, и Рут так резко дернула ее на себя, что порвала. Потом бесцеремонно запихала обратно в ящик ленты, чулки, перчатки, носовые платки и воротнички. Находясь сейчас не в ладах с собой и с окружающим миром, она злилась на Хепси, ненавидела Уинфилда и презирала себя.

Подобрав клочок бумаги, лежавший на перчатке, Рут отметила незнакомый почерк. Похоже, ей в руки попал конец письма, остальная часть которого куда-то пропала.

«Какое-то время жил в Гибралтаре, держал магазин, но теперь, вероятно, его лучше искать в каком-нибудь городке на побережье Италии. Искренне ваш…»

Подпись