Лаванда и старинные кружева - Миртл Рид

вы не приезжали раньше? Почему ее письма к вам запечатаны красным сургучом, купленным специально для этой цели? Почему она уехала еще до вашего приезда? Леди Гвендолен Хетерингтон, если сможете, ответьте мне на эти вопросы! – мелодраматично воскликнул он.

– Я устала, – пожаловалась она.

– Какой изысканный подарок, – пробормотал Уинфилд себе под нос. – Вон бревно, мисс Торн, лежит прямо поперек дороги. Давайте присядем.

Над узкой тропинкой нависали ветви кленов с проклюнувшимися почками, по которым прыгала дикая канарейка, распевающая песню солнцу. С ближайшего дерева доносился веселый щебет малиновки, а на звонкие крики пестрогрудого дрозда откликался еще один дрозд, скрывающийся в золотисто-зеленых зарослях.

– Как же здесь здорово, – тихо заметил Уинфилд.

В лесу царил редкий покой, как будто они вдруг оказались где-то за пределами мира.

– Да, – мягко согласилась Рут. – Великолепно.

– Вы уходите от первоначальной темы, – чуть позже заметил он.

– Просто времени не нашлось объяснить. С тех пор как мы вышли из дома, вы все говорили о том, как женщина превращается в неполноценное, зависимое существо, а я слушала. Да, я никогда не видела свою уважаемую родственницу и не понимаю, с чего вдруг она обо мне подумала. Как бы то ни было, тетя написала и попросила меня присмотреть за ее домом, пока она будет в Европе, и я с радостью, без раздумий согласилась. Когда я прибыла сюда, она уже уехала. Не стану отрицать ни коротких юбок, ни громоздких башмаков, ни критики в адрес сваренного кофе, ни пренебрежительного отношения к пирогам на завтрак. Насколько мне известно, тетя Джейн – моя единственная оставшаяся в живых родственница.

– Хорошо, – вдруг весело проговорил Уинфилд. – А у меня нет даже тети. Почему бы сиротам не утешить друг друга?

– Отличная мысль, – признала Рут. – И вы прекрасно с этим справляетесь.

– Позвольте вернуть вам комплимент. Честно говоря, мисс Торн, – серьезно продолжил он, – вы даже не представляете, как я ценю возможность находиться здесь рядом с вами. Я чуть не спятил, когда впервые осознал, что в ближайшие полгода мне предстоит обходиться без книг и бумаг. Впрочем, шесть месяцев – вовсе не вечность, к тому же мне предоставили выбор. Не хочу вас утомлять, но, если вы позволите мне приходить время от времени, буду очень рад. И постараюсь вести себя терпеливо, хотя терпение не относится к числу моих добродетелей.

– Конечно. И я постараюсь вам помочь, – порывисто отозвалась Рут. – Понимаю, как вам тяжело.

– Я не прошу у вас сочувствия, но и не откажусь, если вы его проявите. – Уинфилд протер кусочком замши затемненные стекла очков, и прежде, чем надел их снова, его глаза затуманились от слабости. – Значит, вы никогда не видели свою тетю.

– Нет. Это удовольствие мне еще только предстоит.

– Во «вдовьем доме» поговаривают, что она романтичная особа.

– Расскажите, что вы слышали, – с жаром попросила Рут.

– Маленькие девочки не должны задавать вопросы, – покровительственно заметил он в своей самой раздражающей манере. – Да и я ничего не знаю. А «вдовушка» усиленно молчит, так что, полагаю, она сама не в курсе. Ваша родственница творит что-то странное на чердаке, и каждую весну у нее начинается ежегодный «слезный период». Возможно, из-за уборки в доме, поскольку в остальное время года она спокойна и с сухими глазами.

– Я сама очень часто плачу, – призналась Рут.

– Слезы, напрасные слезы… И что они значат?

– В случае с женщинами – практически ничего.

– Я мало видел плачущих женщин, – сообщил Уинфилд, – и не горю желанием на них смотреть. Мне неприятны даже слезы на сцене. Знаю, что рыдающим актрисам хорошо платят, но у меня от этого зрелища мурашки по коже.

– На самом деле в женских слезах нет ничего страшного, – пояснила Рут. – Они сродни предохранителю. Если бы женщины не умели плакать, то просто бы взорвались.

– Я всегда считал слезы признаком скорби, – вздохнул Уинфилд.

– Вовсе нет, – рассмеялась Рут. – Я, например, плачу, когда очень злюсь, а потом злюсь еще больше, потому что плачу, и начинаю плакать еще сильнее.

– Это открывает пугающие перспективы. А что случится, если вы продолжите все больше злиться из-за своих слез и их поток по причине возрастающей злости будет и дальше расти?

– Понятия не имею, – ответила Рут, не сводя с него темных глаз, – но это многообещающая область для исследований.

– Не хочу видеть этот эксперимент.

– Вы и не увидите, не волнуйтесь.

Повисло долгое молчание. Уинфилд принялся рисовать прутиком какие-то узоры на голой земле.

– Расскажите мне о женщине, которую считают сумасшедшей, – вдруг попросил он.

Рут вкратце описала мисс Эйнсли, отметив ее красоту и обаяние. Сперва Уинфилд слушал равнодушно, но, когда она упомянула о коврах, вазе из перегородчатой эмали и окаймлявших занавески настоящих кружевах, весьма заинтересовался.

– Познакомьте меня как-нибудь с ней, – равнодушно заметил он.

Рут посмотрела ему прямо в глаза.

– Мисс Эйнсли – не тема для газетной статьи, – недовольно бросила она, забыв о собственном искушении о ней написать.

Молодой человек залился краской.

– Не забывайте, мисс Торн, что мне запрещено читать и писать.

– Только на полгода, – жестко возразила Рут. – Никто ведь не станет возражать против специального воскресного выпуска.

Уинфилд поспешил сменить тему, и все же непосредственность беседы исчезла, а в разговоре все чаще возникали неловкие паузы. Наконец Рут встала, расправила сзади пояс и сообщила, что ей пора домой.

Поднимаясь в его компании на холм, она старалась вести себя достаточно любезно, чтобы загладить прежнюю грубость, но, хотя Уинфилд был сама вежливость, в его отношении что-то изменилось, и Рут явственно ощущала некую потерю. Они заметно отдалились друг от друга, однако, несмотря на холодную, безмерную отчужденность, она не сомневалась, что поступила правильно.

Уинфилд распахнул перед ней калитку и развернулся, чтобы уйти.

– Вы не зайдете? – подчиняясь правилам вежливости, спросила Рут.

– Нет, благодарю. Если можно, как-нибудь в другой раз. Я чудесно провел день. – Вежливо улыбнувшись, он зашагал вниз по холму.

Когда Рут вспомнила, что именно мужчина по фамилии Уинфилд женился на Эбигейл Уэзерби, то посчитала этот факт простым совпадением и решила любой ценой защитить мисс Эйнсли. Подумав об этой милой женщине, она испытала душевный подъем, и в тот же миг все мелкие земные заботы словно отступили на второй план. Рут ощутила себя путником, безмятежно шествующим по высокому берегу, у самого подножия которого бушуют беспокойные волны, неспособные причинить ей никакого вреда.

VI. Сад

Мисс Торн написала Уинфилду письмо с извинениями, а после порвала его и тем самым обрела некоторое душевное спокойствие, ведь для кого-то главное – выразить свои мысли, а узнает кто о