О женской стыдливости - Жан-Клод Болонь

гербом, его кольчугой, мужчина не испытывает ни малейшей неловкости, позволяя волосам «торчать наружу из-под плавок в виде бороды старца». С этой точки зрения удаление волос у женщин «в этом раздетом мире — это тоже своего рода геральдический знак, позволяющий подчеркнуть их половую принадлежность: гладкая женская кожа противопоставляется грубой и покрытой волосами мужской», — пишет Жан-Дидье Урбен в книге «На пляже» (2002). Мода на бразильские купальники создала табу на волосяной покров на теле женщин, и практически стало правилом сбривать его. Волей-неволей женщины подчиняются тому, что Жерар Цванг называет «преступлением против их женских морфологических признаков», под страхом того, что к ним с осуждением отнесутся в бассейне. Стыдливость непримирима и всегда находит прибежище в анатомических особенностях, когда, казалось бы, женщина уже избавилась от нее, не испытывая комплексов по поводу своей обнаженности.

Вторая область, где нагота диктует свои правила, — это поведение. Пляж, особенно в обрамлении кокосовых пальм, стал стереотипом гедонизма и пробуждения чувственности. Удовольствие покататься по горячему песку, солнечное тепло, окутывающее тело, привкус соли на губах, ласка морской волны, «чувственная, нежная или мощная». Ощущение невесомости во время плавания, покачивание на волнах оказывают эротическое воздействие на человека, пробуждая у него сексуальные фантазии (Урбен, «На пляже»). И все это так далеко от того, что писал о солнечных ваннах и улучшении расы Кьенне де Монжо.

В завершение процесса цивилизации, усвоившей ограничения на психическом уровне, она должна заново создать негласный кодекс поведения: вообще говоря, «каждый может делать, что хочет, но разрешено не все». Существуют правила соседства: женщина не должна снимать бюстгальтер, когда находится в кругу семьи, рядом с тем, кто на нее смотрит, наедине с мужчиной. Некоторые жесты, позы, одежда становятся невозможными, когда грудь обнажена. Этот негласный кодекс имеет свою логику: шорты плохо сочетаются с голой грудью, неоправданные движения неприличны, но спорт или пробежка к морю вполне допустимы. Отсюда, например, возникает проблема нанесения солнцезащитного крема на грудь: слишком быстрое вызовет запрещенные колебания груди, слишком медленное — может быть воспринято как провокация. Согласно Кофману, на пляже правят «нормы скромности».

Среди всех этих правил, установившихся на пляжах, возможно, находится в стадии исчезновения четвертый барьер, защищающий женскую стыдливость, который был определен Жаном-Дидье Урбеном. Речь идет о барьере закрытости. Купальный костюм остается закрытым, пряча от постороннего взгляда те части тела, которые он прикрывает. Но частью правил игры стал обзор тайный, частичный, когда-то считавшийся в высшей степени эротичным: расстегнутый или развязанный купальник, когда женщина хочет, чтобы у нее загорела спина; закатанные трусики, подставляющие солнцу ягодицы, — все это уже не привлекает повышенного внимания посторонних. Процесс раздевания иногда происходит даже не в специальных кабинках, а под прикрытием полотенца. С другой стороны, непривычные позы, которые принимает человек за таким «свисающим полотенцем», расцениваются как нарушения стыдливости, тогда как использование блузки с целью прикрытия наготы — более приемлемо. Недавняя эволюция концепции стыдливости объясняет эту разницу: в первом случае преднамеренность действия (необходимость принести полотенце) свидетельствует о чувстве стыда за свою наготу, во втором случае использование подручной вещи говорит о непринужденности. Если человек верит, что его тело должно быть прикрыто, это уже признак того, что он считает его эротичным и признает, что оно является объектом желания.

Третья область кодекса наготы — это взгляд другого человека, который продолжает оставаться определяющим фактором для стыдливости, но уже в ином ключе. В старых теориях пристальный взгляд подчеркивал, что бесстыдство проявляется в наготе тела: женщина, которую заставали обнаженной, считалась развратной. Отныне в основе понятия бесстыдства лежит взгляд другого человека. Обнаженность сама по себе считается невинной, при условии, что она не является выражением сексуального эксгибиционизма. Напротив, бесстыдным становится тот, кто смотрит, потому что именно он эротизирует наготу, заставляя краснеть женщину, на которую направлен взгляд. Впрочем, чтобы избавиться от ощущения неловкости, она может пристально посмотреть в глаза этому человеку, и он, в свою очередь, почувствует, что за ним наблюдают (Кофман). Женщины на пляжах умеют низвести другого до состояния беззащитного объекта наблюдения, даже не читая, что написано по этому поводу у Сартра.

В своей книге «Женские тела, мужские взгляды. Социология обнаженной груди» Кофман выделяет «три женских тела», точнее, три стороны женского тела, которые представляют собой то, что именно видит в них другой человек, таким образом, они определяются его взглядом. Банальность — тело, которое мы видим, фактически не видя его, — это результат процесса цивилизации по Норберту Элиасу: усвоение норм приличия на психическом уровне реализовало в конце 1990-х годов мечту о невидимом покрове, который придает стыдливость обнаженному телу. Вторая сторона — сексуальность, она противостоит закону банальности и возвращает женскому телу его эротическую ценность, порождая стыдливость-стыд у той, на которую направлен взгляд. Третье тело, тело красоты, напоминает о художественной исключительности прошлого века: на обнаженную грудь смотрят потому, что она красива. Кофман предполагает, что высказывания мужчин могут содержать в себе лицемерный предлог, но он не сомневается в том, что взгляд одной женщины на грудь другой носит лишь эстетический характер. Он определяет такую красоту как художественную обнаженность, которая оправдана усилиями своего создателя: она относится к системе классификации, лежащей в основе правил поведения.

Мне кажется, что третий взгляд соответствует иной мечте о стыдливости, в центре внимания которой когда-то была грудь Святой Девы, той, нагота которой дана в Откровении. Эти три тела действительно реализуют три средневековые модели женщины: Ева до искушения (банальность), Ева, изгнанная из рая (сексуальность), Святая Дева Мария (красота). Но эти три модели не являются хронологическими этапами (прошлое, настоящее и будущее) наготы: они могут проявляться в одном и том же. обнаженном теле в соответствии с тем, как на него смотрит другой человек. Иначе говоря, неприличие связано не с обнаженностью женщины, а со взглядом мужчины. Это не новое замечание, поскольку именно оно лежит в основе системы понятий натуризма перед Второй мировой войной, и даже в отклонениях нацизма. Послевоенная философия экзистенциализма также играла на том, что человек проявляет внимание к телу другого человека, испытывая за это вину. Новизна состоит в том, какая именно роль приписывается взгляду в откровении красоты: натуристы исключительно хорошо видели его прозрачность и открытость.

Такая смена ответственности между объектом и субъектом была принята во внимание законодателями Франции во время реформы 1992–1994 годов, в результате чего они отказались от понятия совершения развратных действий, назвав подобное нарушение закона сексуальным эксгибиционизмом. Теперь в основе обвинения лежит не то, что половой орган видим, а желание его показывать, иначе говоря, навязывание другому человеку вида этого органа. Наличие этих