Леонид Брежнев. Опыт политической биографии - Виктор Деннингхаус

Если со смертью Янгеля в 1971 г. «гражданская война» и прекратилась, то конкуренция между разными концептами развития ракетных вооружений сохранилась. Об этом косвенно также свидетельствуют рабочие записи Брежнева. Имя Янгеля упоминается в них всего три раза в 1964–1967 гг. Зато после смерти Янгеля Брежнев неоднократно встречался с его преемником, конструктором В.Ф. Уткиным. В частности, в брежневских записях зафиксирован факт присвоения Уткину в 1976 г. звания дважды Героя Социалистического труда, личные поздравления генсека, а также его встреча с конструктором, на которой обсуждались предложения о твердотопливных ракетах, в том числе предназначенных для размещения на поездах[1134]. Фамилия В.Н. Челомея упоминается генсеком за 1976–1982 гг. 18 раз, речь шла, как правило, о встречах или разговорах Брежнева с конструктором. Так, запись от 19 ноября 1979 г. гласит: «Принимал т. Челомея Владир Николаевича с его изделиями» [1135].

Л.И. Брежнев беседует с космонавтами В.В. Терешковой и П.Р. Поповичем во время приема в Кремле делегатов Всемирного конгресса женщин

1963

Фотограф Д. Шоломович

[РГАКФД]

В результате «в серийном производстве со второй половины шестидесятых годов находились в разное время до двух десятков типов боевых ракет стратегического назначения и космических носителей. Основные, идущие на вооружение для дежурства, заказывались в сотнях экземпляров. На каждой ракете стояли сотни различных приборов. Проверка боеготовности и диагностика каждой ракеты в шахте, постоянные ремонты требовали подготовки тысяч квалифицированных военных специалистов. Военные части – ракетные бригады и дивизии – тоже делились по своего рода клановому принципу: в зависимости от главного конструктора – разработчика ракетного комплекса»[1136]. Во сколько такой вариант обошелся стране, можно только гадать. По оценкам Чертока, каждая из ракетных концепций стоила «много больше, чем американские затраты на всю программу лунной экспедиции с 1961 по 1972 год»[1137].

Напротив, американцы, которые экономически могли бы себе позволить пойти по такому же затратному пути, изначально сделали ставку на единообразие и унификацию, быстро отказавшись от жидкостных ракет и отдав предпочтение двум типам твердотопливных ракет, базивавшихся соответственно на суше и на подводных лодках. Такой подход не только существенно экономил средства, но и позволял конструкторам и промышленности США последовательно модернизировать и заменять ракеты. Уже в 1967 г. США имели около 2000 баллистических ракет, установленных на боевое дежурство на суше и под водой[1138].

Л.И. Брежнев выступает в КДС на торжественном митинге, посвященном встрече с экипажами космических кораблей «Союз-4»и «Союз-5». В президиуме сидят: летчики-космонавты А.Г. Николаев, В.В. Терешкова, президент Академии наук СССР М.В. Келдыш, летчики-космонавты А.С. Елисеев, Б.В. Волынов, Е.В. Хрунов, В.А. Шаталов, председатель Президиума Верховного Совета СССР Н.В. Подгорный; в третьем ряду: летчики-космонавты В.Ф. Быковский, Г.С. Титов

Москва, 22 января 1969

Фотографы В. Егоров, А. Стужин

[РГАКФД]

Параллелизм и распыление ресурсов имели место также в советской космической программе. В отсутствие единой программы развития космонавтики конструкторам приходилось решать десятки задач «особой государственной важности». Борис Черток так характеризовал специфику функционирования системы руководства – подчинения в советской космонавтике, которую даже в ВПК называли «государственным феодализмом»: «У нас же каждый головной, главный или генеральный конструктор выступал со своей концепцией развития космонавтики, исходя из своих возможностей и личных субъективных воззрений. Попытками разработки единого перспективного плана на десятилетия вперед занимались редкие энтузиасты. Предлагаемые государственными головными организациями планы рассматривались в головном министерстве – МОМе, в Генштабе и Центральном управлении космическими средствами (ЦУКОС), подчиненном Главкому РВСН, в ЦК КПСС, в аппарате Совмина – ВПК, согласовывались с десятками министерств и, если удавалось их протолкнуть, утверждались решением Политбюро и Совета Министров. Финансирование по этим планам из госбюджета получал каждый участник работы раздельно»[1139].

Кроме того, в отличии от американской космической организации НАСА, советское министерство общего машиностроения, отвечавшее за космическую программу, несло гораздо большую ответственность за создание боевых ракет: «головные организации, их главные конструкторы и ведущие специалисты, создававшие ракетно-ядерный щит, были “солдатами холодной войны” и одновременно трудились на втором – космическом фронте»[1140].

Фактор Устинова

Еще одним важным фактором, оказавшим влияние на развитие советского ВПК в годы холодной войны, стало решение Брежнева о назначении Д.Ф. Устинова на пост министра обороны СССР. Сталинский выдвиженец, нарком, а затем министр вооружения и министр оборонной промышленности СССР, Устинов был плотью от плоти советского ВПК, который он фактически возглавил в 1957 г., став председателем Комиссии Президиума Совета министров СССР по военно-промышленным вопросам. В 1963 г. он покинул этот пост, получив должности первого заместителя председателя Совета министров СССР и председателя Высшего Совета народного хозяйства СССР. Однако и на этих постах, и в качестве секретаря ЦК КПСС в 1965–1976 гг. Устинов продолжал курировать ВПК.

Когда в 1976 г. умер А.А. Гречко, Брежнев принял решение назначить министром обороны «гражданское лицо», посчитав, что это назначение в том числе окажется хорошим ходом в деле укрепления имиджа СССР как сторонника разрядки. Б.Е. Черток процитировал по поводу этого кадрового решения генсека выдающегося конструктора Н.А. Пилюгина: «Пилюгин тогда сказал то, о чем многие из нас думали: – Назначение правильное. Только надо было это сделать лет на десять раньше»[1141]. От себя же Черток добавил: «Соединение в одном лице знаний и опыта руководства промышленностью и власти над вооруженными силами великой державы при том авторитете, которым Устинов пользовался в научно-технической сфере, могло бы оказать влияние на историю страны, если бы он активно прожил еще лет пять»[1142]. И.В. Быстрова в свою очередь считает, что назначение Устинова министром обороны привело к частичному преодолению внутреннего дуализма ВПК, имевшего место в результате существования военной и гражданской ветвей, и формированию единства ВПК в пользу общих корпоративных интересов. Продолжая свои рассуждения, она подмечает крайне важную вещь: позиция Устинова в качестве министра обороны СССР «отвечала интересам и главного заказчика – военных <…> и оборонно-промышленных “баронов” – поставщиков военной техники, и партийного руководства»[1143].

Отсюда только один шаг до констатации того, что начиная с 1976 г. Устинов объединил в своем лице и заказчика (армию) и подрядчика (оборонную промышленность), став одновременно лоббистом интересов армии в ВПК, интересов ВПК – в армии, интересов армии и ВПК – в партийно-государственном аппарате. По сути дела, речь шла о синергетическом эффекте, который, как можно предположить, сглаживал внутриведомственные конфликты и противоречия, в то время как военные вопросы стали самодовлеющими и приобрели собственную динамику, что очевидно подстегивало производство вооружений в СССР.

Косвенным