Леонид Брежнев. Опыт политической биографии - Виктор Деннингхаус

свидетельством этого является увольнение с поста секретаря ЦК КПСС Я.П. Рябова, курировавшего оборонную промышленность. На этот пост при активной поддержке Устинова претендовал в 1976 г. Л.В. Смирнов, однако тогда против тандема Устинов – Смирнов якобы выступил Суслов. Спустя три года возросший политический вес Устинова сыграл свою роль в отстранении Рябова, который настаивал на сокращении расходов на военные разработки, поскольку считал, что эти средства тратятся неэффективно. Кроме того, Устинов, имея за своими плечами ВПК и армию, мог претендовать на роль второго человека в государстве и партии. Быстрова осторожно писала о том, что уже «известен ряд документов, показывающих, что Устинов стал одним из немногих лидеров, которые непосредственно решали вопрос о вводе советских войск в Афганистан в 1979 г., а также многие другие кардинальные проблемы советской политики» [1144].

Министр обороны СССР Д.Ф. Устинов, председатель КГБ Украинской ССР В.В. Федорчук, Л.И. Брежнев, В.В. Щербицкий и другие на трибуне во время торжественного митинга, посвященного открытию мемориального комплекса «Украинский государственный музей истории Великой Отечественной войны 1941–1945 гг.»

Киев, 9 мая 1981

Фотографы В. Егоров, Э. Песов

[РГАКФД]

Считается, что ракетно-ядерный паритет СССР и США был достигнут к середине 1970-х гг. Но уже в 1968 г. Брежнев был уверен в том, что американцы адекватно оценивают ядерную мощь СССР, в том числе за счет достижения определенной обоюдной «прозрачности» в области оценки возможностей противника. В частности, Брежнев утверждал: «Но американцы знают нашу силу. Теперь, товарищи, все больше и больше становится фактом, что и нам очень легко узнавать военные секреты, и американцам. С одной стороны, это плохо, с другой стороны – это совсем неплохо. Американцы раньше считали, что у них есть приоритет, преимущество в смысле стартовых термоядерных ракет. Теперь они и мы с помощью “шпионов” можем фиксировать все старты <…> В связи с этим мы никогда не ослабляем своего внимания к вооружению нашей Советской Армии <…> Наша наука не отстает, военная мысль не отстает от американской военной мысли, а больше у нас нет сильного термоядерного противника…» [1145]

Премьер-министр Кубы Фидель Кастро на приеме у Л.И. Брежнева

Москва, 29 апреля 1963

[РГАКФД]

И все же Брежнев всегда был крайне осторожен в вопросах, чреватых возможным перерастанием холодной войны в «горячую». Это демонстрирует полузабытый сегодня инцидент, связанный с захватом ВМС Северной Кореи 23 января 1968 г. американского разведывательного судна «Пуэбло». В ответ на захват судна и команды США отреагировали сосредоточением флотов и угрозой применения оружия массового поражения. В то же время у СССР и Северной Кореи имелось соглашение, согласно которому СССР был обязан оказать КНДР военную помощь в случае спровоцированной войны. Брежнев сразу же забил тревогу: «Между нами говоря, если на тех принципах, на которых американцы пытаются угрожать корейцам и сосредоточивают огромный флот, включая и ядерное оружие, если этот пункт применить, то это будет возможное развязывание термоядерной войны. Поэтому политическое урегулирование этого вопроса и наши действия по отношению к Америке и нашим действия по отношению к нашим союзникам требуют от нас тщательного продумывания каждого шага»[1146]. Для «продумывания» было собрано внеочередное совещание Политбюро, на котором «корейский» вопрос обсуждался в течение трех с половиной часов, и это обсуждение было продолжено на следующий день. Брежнев сформулировал свою позицию следующим образом: «Инцидент с “Пуэбло” это еще не такой факт, из-за которого нужно развязывать третью мировую войну» [1147].

§ 2. Брежнев и внешняя политика под знаменем разрядки

Разрядка в потенции: 1965–1969 гг

Главным дипломатическим событием своего первого года в качестве хозяина Кремля Брежнев назвал в январе 1966 г. «наводнение визитами»: «У нас были все Скандинавские страны, у нас были Пакистан, Индия, Афганистан, ОАР, у нас были представители трех государств Африки, у нас была Бельгия, Дания, Голландия. Я не говорю о наших братьях-социалистических странах»[1148]. Еще полугодом ранее, летом 1965 г., Брежнев констатировал: «Москва, СССР продолжает оставаться центром международной политики. Не мы просим ехать Англию и другие страны – нас просят с визитами. Мы не управляемся принимать <…> Многие нуждаются в том, чтобы приехать в СССР и то ли перед выборами, то ли накануне выборов у себя поднять свой престиж»[1149]. Все это, по мнению Брежнева, говорило о том, что «люди хотят установить с нами контакты, люди хотят правильно понять лозунг мирного сосуществования, большинство подавляющее хотело настоящего конструктивного решения вопросов экономического и культурного сотрудничества с Советским Союзом, тем самым показать лояльное отношение к нам и поддержать дружеские отношения. Мы считаем, что это неплохо»[1150]. Особое внимание Брежнев уделил в январе 1966 г. роли СССР как миротворца в индо-пакистанском конфликте, в частности ташкентской встрече под патронажем А.Н. Косыгина, которая подняла еще больше престиж Советского Союза как миролюбивой державы.

В этом контексте стоит обратить внимание на то, как были расставлены приоритеты брежневской внешней политики в поздравлении Брежнева с присвоением звания Героя Советского Союза от имени ЦК КПСС, Президиума Верховного Совета СССР и Совета министров, опубликованном в декабре 1966 г. во всех центральных газетах. В постановлении говорилось: «Наша партия и народ высоко ценят Ваш большой вклад в разработку этой политики, направленной на укрепление мировой системы социализма, всемерную поддержку борьбы народов против империализма, за национальное и социальное освобождение трудящихся и упрочение мира во всем мире, Вашу деятельность по сплочению международного коммунистического и рабочего движения, укреплению уз революционной солидарности с трудящимися всех стран». Здесь из нагромождения официоза явно выделяется фраза об «упрочении мира во всем мире», которая станет одним из основных лозунгов брежневского правления.

Такое явное присутствие дискурса мирного сосуществования заставляло Брежнева все время оговариваться: «Не везде мы шли с раскрытыми объятиями. Вы понимаете, что мы проводили классовую принципиальную политику в наших переговорах, мы не делали нигде уступок американской политике или политике агрессии»[1151]. Но даже в отношениях с США, этим бесспорным лидером Запада и исконным врагом коммунизма, для Брежнева далеко не все было фатально предопределено. 28 октября 1966 г. генсек записал на заседании Политбюро: «Отношения с Америкой – продумать шаги, которые давали [бы] американцам новые надежды – их надо иметь в потенции союзниками»[1152]. Эта запись свидетельствует о том, что даже в самый разгар опосредованного военного противостояния СССР и США во Вьетнаме Брежнев рассматривал возможность нормализации отношений с Америкой.

Проводы на Внуковском