Калевипоэг - Фридрих Рейнхольд Крейцвальд

окраинах грохочет,

Что война уже бушует

Градом стрел, лесами стягов,

Грозною щетиной копий,

Топорами пробиваясь.

Множество людей железных,

Воинство отродий ада,

С берегов на нашу землю

Вышло убивать и грабить,

Угнетать народ свободный.

Женщины в селеньях плачут,

Старики седые стонут,

Дети малые рыдают.

Калев-сын спросил посланцев:

— Что же делают мужчины?

Иль у нас в краю не стало

Дюжих витязей могучих,

Чтобы старых отстояли,

Беззащитных защитили? —

И ответили посланцы:

— Парни руки опустили,

Мужиков гнетет забота:

Меч ломается о латы,

Панциря топор не рубит! —

Калев-сын гонцам промолвил:

— За столы садитесь, братья!

Тело пищей подкрепите,

Горло медом освежите! —

Накормили, напоили,

Спать посланцев уложили

На пуховые подушки,

На шелковые постели —

Отдыхать, дремать с дороги.

Калевитян сын любимый

Сна отрадного не ведал,

Не сомкнул очей усталых.

Ночью за город он вышел

По ветру тоску развеять,

Заглушить тревогу сердца.

Он пришел на холм отцовский,

Сел на край родной могилы.

Но молчал отец в могиле,

Ничего не молвил сыну.

Лишь взбегали волны моря

С шумом на берег отлогий,

Да стонал холодный ветер,

Падала роса, как слезы,

Тучи плакали седые…

Мертвых призрачные тени

Поднялись, вздымая ветер.

Калевитян сын могучий

Двинулся домой в печали.

ПЕСНЬ ДВАДЦАТАЯ

Сборы в поход. Битва. Послы железных людей. Кончина Калевипоэга. У ворот преисподней.

Цвет малины покрывает

Сумрачный кафтан тумана.

За седой холодной мглою

Меркнут дюны золотые,

Море хмурится угрюмо

Морщью горечи и гнева.

Солнца утреннего лико

Тучи глухо завалили

То ль холодный ливень свищет,

То ли град тяжелый хлещет

По увядшему посеву?

То не Калева ли сына

Древний щит звенит о скалы?

Не в руке ли грозной жницы

Блещет серп кровавой жатвы?

Пой, крылатая вещунья!

Из серебряного клюва

Языком прощелкай медным,

Как беда обсеменилась,

Как погибель подымалась!

Вот он, ров глубокий смерти,

Вот она, долина боя,

Где почили беспробудно

Вечным сном, без сновидений,

Мужи доблести и славы…

Калевитян сын могучий,

Уж не ты ль из мглы вечерней

Рассказать пришел сегодня

О последних горьких ранах?

Сказывай же, друг, былое,

Пой из люльки дней минувших

Окончание сказаний!

Пред тобою отступали

Смерть сама и вражья сила.

Но печали злое бремя

Даже мощь твою сломило,

И заклятием злосчастным

Кузнеца в краю Суоми

И твоим несчастным словом

О мече ты был погублен.

Богатырь Калевипоэг,

Только весть войны услышал,

Тотчас кончил пир великий,

Встал из-за стола веселья.

Он во все свои пределы

Разослал гонцов верхами —

На войну скликать отважных,

Подымать на бой сильнейших,

Храбрых юношей и мужей.

Прежде чем в поход пошел он,

Двум своим друзьям любимым

Мудрое промолвил слово:

— Золота у нас не будет,

Серебра в ларях не станет,

Коль уйдем и дом покинем

Без защиты от разбоя

Отнесем добро в укрытье,

В землю черную зароем,

Чтобы тать ночной не выкрал,

Чтоб разбойник не ограбил[155].

А когда настанет снова

Время радости и мира,

Мы вернем добро из плена,

Отопрем тюрьму сокровищ —

И просторную могилу

Выкопали побратимы

Золото в нее сложили,

Серебро в могиле скрыли.

В тихий час глубокой ночи

Калев-сын изрек заклятье:

«В пазухе земной глубоко,

Под сыпучими песками,

Хороню я наш достаток,

Золотую шапку счастья,

Добрую добычу боя,

Все сокровище победы,

Бусы матери любимой,

Золотые ожерелья,

Серебро рублей тяжелых,

Бочки талеров заморских,

И расходную монету,

И старинные копейки,

Что от дедов нам достались.

Пусть три брата черной крови,

Без одной шерстинки белой,

Будут жертвенным закланьем:

Черный петел, травный гребень,

Черный пес или котенок,

Третий из-под чернозема —

Черношерстый крот безглазый!

Вспыхнет Яни-огонечек —

Указание сокровищ…

Кто придет — обрызжет землю

Черной жертвы черной кровью:

Выдь, котел, на три аршина

И еще — на локоть с пядью!

Ты услышь слова заклятья,

Вверься мудрой силе Таары!

Коль чужак или сородич

Мать пришельца опозорил,

Ты тогда ему, заклятый

Старый клад, не дайся в руки,

Только сыну чистой девы,

Счастье старое, достанься!»

Тут свой клад заговорил он

Древним заговором тайным

И заклял заклятьем страшным.

Этих слов никто не знает,

Никогда не угадает,

Кроме баловня удачи,

Баловня судьбы счастливой,

Лишь ему падет награда

Приподнять котлы сокровищ,

Взять из-под земли богатство.

Но еще не народился,

Не явился сын удачи,

Кто бы Калева богатство,

Яркую находку счастья,

Отыскал в норе подземной.

Из могилы тайной вынул!

На рассвете раным-рано,

Под багряным стягом утра,

Препоясался на битву

Богатырь Калевипоэг.

С наконечником зубчатым

Взял копье и щит тяжелый.

Вывел скакуна из стойла,

Боевого — от кормушки.

Мужа Алева поставил

За собою щитоносцем.

И, поднявши рог военный,

Затрубил в громоголосый,

Подавая весть народу,

Воинов своих в дорогу

Издалека созывая.

«Туру-руру! Туру-руру!..»

Рог взывал зычноголосый.

Отзывался бор глубокий,

Скалы, горы голос рога

Многократно повторяли.