Лейтенант Шмидт. Герой или авантюрист? (Собрание сочинений) - Владимир Виленович Шигин

Именно в это время последние отчаянные усилия к спасению брата предпринял единственно действительно близкий ему человек – сестра Анна. Из воспоминаний Евгения Шмидта: "…Простившись с отцом, сестра его, дорожа каждой секундой, остававшейся до приведения приговора в исполнение, помчалась в Петербург. Там, первым делом, отправилась к своему влиятельному дяде, адмиралу Владимиру Петровичу Шмидту, члену Адмиралтейского Совета. Но от впавшего в совершенное детство 80-летнего старика, к тому же враждебно настроенного к отцу своими детьми, А.П. не добилась большого толка. На все ее мольбы съездить к Государю и лично похлопотать за своего племянника адмирал, потирая раненую под Севастополем ногу, неизменно шамкал беззубым ртом:

– Много народу положил… Много!

Видя, что на дядю надежда плоха, А.П. кинулась к всемогущему графу Витте. Сверх ожидания, тот принял ее чрезвычайно предупредительно, даже ласково. Выслушав ее бессвязные мольбы, прерываемые рыданиями, премьер-министр заявил, что если смертная казнь и могла быть применена к лейтенанту Шмидту, то только немедленно по подавлении мятежа. Предавать же казни спустя три месяца, протомив столько времени человека в ожидании смерти, он, Витте, находит «бесчеловечным».

– Я лично завтра же доложу Государю Императору о деле вашего брата, – так закончил глава кабинета свою аудиенцию. – Прошу вас наведаться ко мне дня через три. Обещаю вам употребить все свое влияние, которое, поверьте, не так велико, как думают, чтобы не дать совершиться непоправимому, жестокому и… пагубному шагу.

Анна Петровна уехала от Витте вполне обнадеженная, на прощание он ей заявил: «Не хлопочите за вашего брата, потому что он будет все равно помилован».

По-видимому, петербургские круги, близкие к «сферам», не допускали мысли о возможности казни. Но эти благоприятные симптомы омрачились для Анны Петровны отказом в приеме со стороны двух министров: внутренних дел – Дурново и морского – адмирала Бирилева".

Что касается Витте, то он всегда пытался усидеть на двух стульях: быть одновременно и государственником и либералом, так что в его двуличном отношении к Анне Избаш нет ничего удивительного. Министры Дурново и Бирилев, как твердые государственники, так же вполне объяснимы с сестрой государственного преступника и изменника им говорить было просто не о чем. Наиболее любопытна для нас реакция престарелого адмирала В.П. Шмидта, того самого "всесильного дядюшки", который на протяжении всей жизни Пети Шмидта вечно вытаскивал его из всевозможных неприятностей, устраивал его судьбу, защищал и оберегал. Но настал тот момент, когда и дядюшка не пожелал более помогать своему зарвавшемуся племяннику. И хотя Евгений Шмидт не очень то тактично именует заслуженного ветерана "впавшим в детство, враждебно настроенным к Шмидту своими детьми, да к тому же "шамкающего беззубым ртом", фраза произнесенная адмиралом говорит о том, что дядюшка был в полном рассудке. "Много народу положил… Много!" – говорит ветеран севастопольской обороны, как никто другой понимавший цену человеческой жизни. Да, пока непутевый Петя куролесил по всей России, дядя делал все, что мог, вытаскивая племянника из нескончаемых неприятностей, но когда тот пролил реки человеческой крови, он, в понимании старого адмирала, преступил границу добра и зла.

* * *

На "Пруте" Шмидт содержался в отдельной вполне комфортабельной каюте, хотя, разумеется, и под караулом. При этом Шмидта ежедневно навещал его адвокат А.В. Винберг и судовой священник отец Бартенев, с которыми он подолгу беседовал. Разрешено было передавать Шмидту свежие газеты и личную корреспонденцию.

В воскресенье 5 марта 1906 года, перед обедом, когда у Шмидта находился Винберг, в каюту вошел начальник караула и прочитал бумагу от главного командира Черноморского флота, в которой сообщалось об оставлении без последствий кассационной жалобы защитников и утверждении приговора с заменой отцу повешения расстрелянием. Никто никогда не обращал внимания на последнюю деталь, А ведь в решении Чухнина по Шмидту был огромный смысл. Во все времена казнь повешением считалась позорной, особенно она была позорной для офицера. Именно поэтому Чухнин в последний раз облегчает участь лейтенанта Шмидта и заменяет ему повешение на расстрел.

Сама казнь была назначена на 6 марта.

Выслушав начальника караула, Шмидт побледнел и посетовал на то, что вместе с ним расстреляют и матросов, вина которых не слишком уж большая. Затем Петр Петрович поинтересовался разрешено ли ему будет написать прощальные письма. Разрешение было получено. После этого Шмидт отобедал с Винбергом.

Впоследствии Винберг говорил, что Шмидт держался с удивительным мужеством и самообладанием. Его внутреннее состояние выдавалось только усиленным курением. По словам адвоката особенно заботила Шмидта в тот момент судьба сына. Приговоренным к смерти матросам – Частнику, Антоненко и Гладкову – сообщили о конфирмации приговора одновременно со Шмидтом.

Вечером Шмидту предложили принять священника, чтобы исповедаться и причаститься. Он изъявил согласие и, после исповеди и причастия, долго беседовал с морским священником отцом Бартеневым. Матросы принять священника отказались. После ухода священника, Шмидт сел за письма и писал до глубокой ночи. Письма были к сыну, сестре его и ее мужу.

…Вечером же к Шмидту явился судовой врач, поинтересовавшийся не чувствует ли тот недомогания. Шмидт ответил, что он совершенно здоров. Сын Шмидта видел в этом визите врача еще одну попытку выдать его отца за психически больного человека и тем самым спасти ему жизнь. Но, думаю, это не соответствовало действительности, т. к. визит врача имел чисто формальный характер.

В 6 часу утра Шмидта попросили собираться. Затем, в сопровождении конвойных, его вывели на палубу, где Шмидт присоединился к приговоренным матросам. Осужденные под конвоем спустились в моторный катер, стоявший у борта «Прута». Туда же сошли врач и священник, после чего катер направился к черневшему вдали острову Березань. Приговоренных к смерти спустили в кокпит, но Шмидт часто подымался наверх, курил, смотрел на небо, на море… Дорогой он о чем-то беседовал со своими сотоварищами по казни. Так как из-за большой осадки катер не мог подойти вплотную к берегу, осужденные были пересажены в шлюпку и уже с нее были высажены на Березань. В этот момент потерял чувство самообладания Частник.

– Смелее, Частник! Подбодритесь! – сказал ему Шмидт.

Согласно придуманной кем-то легенде, помимо непосредственно исполнявшей приговор роты матросов, в затылок ей была поставлена рота солдат Брестского пехотного полка. Брестцы, якобы, должны были расстрелять матросов, если бы те, вдруг, отказались от исполнения приговора. В свою очередь на солдат были наведены орудия канонерской лодки "Терец" и если бы солдаты вдруг решили не стрелять в матросов, то их бы, в свою очередь, расстреляли из орудий. Вот такая вот дьявольская карусель! На самом деле ничего подобного не было. Бывшие на Березани солдаты вовсе не предназначались для расстрела матросов, как и канонерская