Лейтенант Шмидт. Герой или авантюрист? (Собрание сочинений) - Владимир Виленович Шигин

в ранней молодости с женщиной, которая даже накануне его смерти не стеснялась лгать и клеветать на него на страницах "Нового Времени", Шмидт, в силу контраста, не мог не мечтать о другом женском образе, диаметрально противоположном его жене, которая отравила ему всю жизнь… Эта противоположность жене и олицетворялась для Шмидта в образе таинственной незнакомки, случайно встретившейся ему на станции Дарнице. Я видел корреспондентку Петра Петровича в Очакове и был поражен несоответствию идеала и действительности…" Перед последним заседанием, где должен был огласиться приговор, Шмидт повторно сказал Иде Ризберг фразу, явно желая, чтобы его слова попали в историю: «Любящая женщина должна улыбаться перед любимым, идущим на казнь!»

Впрочем, что касается самого Петра Петровича, то он в результате всех творившихся вокруг него интриг, все-таки, добился того, о чем мечтал всю свою жизнь – о нем заговорил весь мир!

Судьба "красного лейтенанта" Шмидта самым удивительным образом совпадает с судьбой главного героя кровавого воскресенья 9 января 1905 года в Петербурге "красного попа" Гапона. Оба известны, как весьма психопатические личности, оба спровоцировали людей на пролитие крови, оба первыми сбежали с места событий. Гапону в последнем, впрочем, повезло больше – его не поймала охранка. Казненного героя из Гапона не получилось, а потому эсеры вскоре попросту потихоньку повесили его на заброшенной даче. Гапон был им уже не нужен, он свое дело сделал. Шмидту же сбежать не удалось. Поэтому теперь из него усердно лепили образ героя-мученика, который можно было эксплуатировать в дальнейшем.

* * *

7 февраля начался процесс по делу П.П. Шмидта и «очаковцев»: Частника, Антоненко, и Гладкова. 13 февраля закончился опрос свидетелей. 14 февраля 1906 года после окончания допроса свидетелей Шмидт произнес свою первую речь, суть которой свелась к тому, что закон должен вытекать из народной морали, что он не принадлежит ни к одной партии. Он не посягал ни на чью жизнь, и его мировоззрение согласуется с мировоззрением всего русского стомиллионного населения. Имена десяти восставших судов не забудутся и навсегда останутся в летописи народа. Чтобы оставаться верным присяге, приходится нарушать законы. Стомиллионный народ русский не видит в его деяниях преступлений.

В своей речи Петр Петрович выступал, по большей части, патетически, с явным прицелом на анналы мировой истории: "Зачем не убили меня офицеры, когда я нарочно, малым ходом, на миноносце, стоя один на мостике, проходил по борту, вплотную все броненосцы, подставляя им открытую грудь свою? Зачем не убили меня офицеры на «Пруте», когда я один вошел к ним, предлагал им убить меня, клялся им, что никто из них не пострадает, но, что, если они не убьют меня, я освобожу «потемкинцев»? Отчего я не был убит на «Очакове» под этим невиданным в истории войн стальным градом? Не убили меня, когда я был в воде, засыпаемый пулеметами. Отчего не убили меня, когда я, теряя сознание, вытащенный кем-то из воды, попал на миноносец, под новый град снарядов? Отчего не убили меня офицеры на «Ростиславе», когда они издевались надо мною, и я совершенно уже терял последние силы, но все же искал смерти? Когда ко мне подошел адмирал Феодосьев и что-то спросил, я ответил ему что «одна смертная казнь остановит меня». И если бы я ответил иначе, то весь русский народ имел бы право сказать мне: «Прочь, изменник, ты не видишь, что мы все умираем в этой страшной борьбе!». Не коснулась меня витавшая вокруг смерть, когда я искал ее".

Затем была речь обвинителя, полковника Ронжина. Согласно 109-й статье – «вооруженное восстание», и по 100-й статье – «попытка к насильственному ниспровержению существующего строя», он требовал для Шмидта смертная казнь через повешение.

С 16 февраля в суде произносили речи защитники. Зарудный доказал, что 15 ноября в Севастополе был стихийный матросский бунт – отголосок всероссийской смуты, и чтобы прекратить его, требовалось лишь одна уступка – созыв Учредительного Собрания, о чем Шмидт и уведомил телеграммой Государя Императора. И поэтому он виновен только в том, что обратился не по команде (?), т. е. проступок был дисциплинарным. Далее Зарудный доказал, что «вооруженного восстания» не было, т. к. «Очаков» не сделал ни одного выстрела, и оружие по приказу Шмидта не применялось.

Защитник Александров в своей речи рассказывал о личности, героизме, идеализме и самоотверженности Шмидта, имя которого уже три месяца окружено в глазах русского народа легендарным ореолом, и что сейчас по всей стране молятся о сохранении ему жизни.

Защитник Врублевский в своей напыщенной речи указал, что Россия никогда не забудет и никогда не простит казни Шмидта, совесть народная не примет этой казни. «Остановитесь, пока не поздно! Не делайте безумного и непоправимого шага. Властно приказываю вам, судьи: не смейте убивать!».

Адвокаты Балавинский и Винберг защищали матросов и доказывали, что нельзя выделять подсудимых из общей массы матросов – ни один из них не был митинговым оратором и на митингах ни разу не выступал. Кондуктора Частника командиром выбрала команда «Очакова», т. к. он был любим матросами, а это не является преступлением. Антоненко обвиняется за слова «оружия не сдавать», но так, якобы, кричали многие матросы. Александр Гладков пользовался уважением и доверием команды, поэтому его и послали делегатом в мятежные казармы. Он подчинялся решению остальных матросов и его нельзя считать виновным.

Казенный защитник капитан Девиссон снова требовал медицинского освидетельствования Шмидта на нормальность, т. к. его поступки характеризуют его как психически больного человека. Шмидт на это возмутился, и суд вторично отклонил ходатайство Девиссона. Суд продолжился в том направлении, которое устраивало все стороны, и власть, и революционеров и, что самое главное, самого обвиняемого.

* * *

17 февраля Шмидт выступил в суде с последним словом. В тот же день суд удалился для вынесения приговора, а вечером Шмидту разрешили последнюю встречу с сыном. О том, что чувствовал Шмидт в ночь перед вынесением приговора, говорит его письмо: "Не спал до трех часов ночи, ходил по каземату… Потом лег и лежал долго с открытыми глазами. Вдруг в каземате стало светло – вскочил, подбежал к окну. Мимо острова проходил большой пароход, прожектор с него был направлен прямо на мои окна… Мелькнула мысль в голове, что приехали спасти меня… Но пароход прошел мимо, и в каземате снова темно…"

18 февраля военно-морской суд вынес Шмидту и его «подельникам» Антоненко, Частнику и Гладкову смертный приговор.

Из обвинительного акта: "Приговором временного военно-морского суда в городе Очакове от 18 февраля 1906 года отставной лейтенант Петр Петрович Шмидт приговаривался, по лишении всех прав состояния, к