Лейтенант Шмидт. Герой или авантюрист? (Собрание сочинений) - Владимир Виленович Шигин

на три категории. Первая, наиболее виноватая, состояла почти вся из штрафных (более правильно было бы сказать, что это были матросы из разряда штрафованных – В.Ш.). Они угрюмо молчали. Поглядев на них, я решил, что их можно только повесить. Они и сами этого ожидали. Их было немного, всего 17 и 3 штатских агитатора. Во второй категории народ был разнокалиберный. Были некоторые штрафные, но были и честные матросские. В третьей категории, по-моему, оказались только попавшие в бунт по недоразумению. Они все ревели, как белуги, хватали за фалды и кричали о своей невиновности. Мы их высадили в крепости Очакове. Там всех свели в общую камеру… Дело это разбиралось около года, и всех их отправили дослуживать свой срок в пехотные полки».

О свирепости и злонамеренности членов военно-морского суда, разбиравшихся в деяниях "красного лейтенанта", написано немало. При этом историки всегда упорно замалчивают персональный состав этого суда и делают это совсем не зря! Дело в том, что в состав суда включили наиболее авторитетных и боевых офицеров флота, в большинстве своем участников только что окончившейся русско-японской войны, тех, кто на деле, а не на словах доказал свою любовь и преданность Отечеству. Среди других в состав суда входил, к примеру, и капитан 1 ранга Беляев, бывший командир легендарной канонерской лодки "Кореец", той самой, что выдержала совместно с крейсером "Варяг" на рейде корейского порта Чемульпо неравный бой с японской эскадрой. За небывалое мужество команды "Варяга" и "Корейца", как известно, были в полном составе удостоены Георгиевских крестов. Случай сам по себе в истории России беспрецедентный! Сам же подвиг этих двух кораблей стал синонимом подвига в нашем флоте на все времена! А потому сомневаться в порядочности и необъективности такого человека, как капитан 1 ранга Беляев, значит ставить под сомнение вообще порядочность истинных героев России… Кроме него в состав суда вошли капитаны 1 ранга Мореншильд, Константинов и Васильев – все весьма уважаемые и достойные офицеры, командиры кораблей Черноморского флота, непосредственные участники и свидетели о ноябрьских событий 1905 года в Севастополе.

* * *

Уверен, что у читателей должен возникнуть закономерный вопрос: если Петр Петрович всю предшествующую жизнь лечился в психиатрических заведениях и о его шизофрении, как и об эпилептических припадках знал весь флот, вся Одесса и весь Севастополь, то поднимался ли данный вопрос во время следствия и если поднимался, то при каких обстоятельствах и чем он закончился? Ведь даже неискушенному человеку совершенно очевидно, что в цивилизованной стране при проведении официального расследования необходима психиатрическая экспертиза обвиняемого, тем более, если о его психической ненормальности было известно и раньше.

История с вопросом о психической болезни Шмидта и поднимался, и разбирался. Вообще история этого вопроса это одна из загадок следственного дела. Попробуем с ним разобраться по порядку.

Начнем с того, что в самый разгар судебного процесса газета "Новое время" от 3 января 1905 года публикует открытое письмо бывшей жены мятежного лейтенанта Доменики Гавриловны Шмидт, вызвавшее огромный резонанс в обществе. Вот его содержание: "М.Г. (милостивый государь) Убедительно прошу Вас дать место в Вашей уважаемой газете следующим фактам, представляющим огромную важность для правильного освещения личности, а, следовательно, и дел моего мужа, отставного лейтенанта П.П. Шмидта. Мой муж давно уже обнаружил признаки душевного расстройства, 16 лет назад, служа на Черном море, он, явившись к главному командиру Черноморского флота Кумани, стал говорить самые несообразные вещи в состоянии крайнего возбуждения, вследствие чего и был помещен в Севастопольский военный госпиталь. По прошествии 2-х недельных испытаний ему был дан 11-месячный отпуск по болезни. Переехав в Москву, я поместила мужа в известную психиатрическую больницу Савей-Могилевича. По истечении отпуска он по высочайшему приказу был уволен со службы по болезни. Спустя несколько лет мой муж, моряк в душе, любящий и хорошо знающий морское дело, стал сильно тосковать по службе и, по освидетельствовании его военными врачами в Москве, он вновь поступил на службу. Зачисленный в Сибирский экипаж, он плавал на канонерской лодке "Бобр", вторично заболел сильным нервным расстройством и был помещен в Нагасаки в морской лазарет. Заведующим в лазарете состоял доктор Волошин. Его болезнь возбудила общий интерес врачей эскадры, его исследовавших. Одним из них был доктор Солуха, который, вероятно, не откажется подтвердить все вышеизложенное. Плавая затем на судах Добровольного флота и командуя в обществе РОПиТ "Дианой", он нередко подвергался внезапным приступам сильной раздражительности, истерии и судорогам. При одном из припадков был так напуган сын, что сделался заикой, таким остался и поныне. Вообще, характер моего мужа, по натуре чрезвычайно мягкого, отзывчивого и доброго, временами изменялся до неузнаваемости. Во имя справедливости и человечности я умоляю всех, кто словом и делом может прийти мне на помощь, обратить участливое внимание на положение моего глубоко несчастного мужа. Жена отставного лейтенанта Д.Г. Шмидт. Буду весьма благодарна, если и другие газеты перепечатают это письмо. 31 декабря 1905 г."

Читая это письмо, понимаешь, что бывшая жена (официально они так и не были разведены) Шмидта стремится спасти своего бывшего мужа, путем признания его умалишенным. Это имело свой смысл, ибо в уголовном уложении от 1903 года имелась статья № 39 "О болезненном расстройстве душевной деятельности" Статьи №№ 353–356 обязывали освидетельствовать подсудимого в закрытом заседании, "через врачебного инспектора и двух врачей". В случае признания подсудимого невменяемым, дело его прекращалось.

По свидетельству очевидцев, Шмидт, ознакомившись с письмом Доменики Гавриловны, якобы в гневе выкрикнул:

– Жену презираю, и она не имеет никаких прав на общественную поддержку, так как не брезговала даже доносами на мою политическую неблагонадежность!

Несмотря на не проходящий интерес к Шмидту до сегодняшнего дня никаких доносов жены на Шмидта никто так и не обнаружил. Да и были ли они на самом деле? Полуграмотная женщина, думается, не слишком-то разбиралась в политических течениях того времени, если только планы "друзей" мужа не носили слишком уж радикального характера. Тогда в суть дела могла понять даже Доменика, а, поняв, не на шутку испугаться за будущее свое и своего сына. Если такие доносы все же имели место на самом деле, значит, Шмидт еще до 1903 года был очень тесно связан с некими революционными кругами в Одессе. С какими? Да с теми, кто его впоследствии и использовал!

Нам известна и строчка из письма Шмидта сестре Анне, написанного в период судебного процесса: "Я решительно протестую против признания меня больным!"

Небезынтересен доклад премьер-министра С. Витте Николаю Второму о психической ненормальности Шмидта, написанных в ходе судебного разбирательства: "Мне со всех сторон заявляют,