Лейтенант Шмидт. Герой или авантюрист? (Собрание сочинений) - Владимир Виленович Шигин

– Изменник, предатель! – вопили негодяи, утратившие человеческий облик. Повесить тебя мало!..

…Отец видел перед собой разъяренных диких зверей, выпущенных из клетки и набросившихся на жертву, долго дразнившую их аппетит. Трое или четверо мичманов, безучастно следивших за травлей, происходившей у них на глазах, в конце концов, не выдержали и возмутились. Совесть, по-видимому, не совсем в них заглохла. Они бросились на своих осатаневших старших товарищей и стали отталкивать от отца. Скоро к ним присоединились другие офицеры, наиболее трезвые и культурные.

– Опомнитесь, господа, как вам не стыдно! – уговаривали они разнуздавшихся пьяных дикарей.

– Вы позорите свои эполеты! Перестаньте! Самосуд ляжет несмываемым пятном на всех офицеров Черноморского Флота! Казнить и миловать – дело суда, а не ваше".

Разумеется, что чудом спасшиеся с "Очакова" офицеры вели себя не слишком толерантно по отношению к Шмидту. Впрочем, это была лишь закономерная реакция на то, что с ними ранее вытворил сам Шмидт. К тому же заметим, физического воздействия к Шмидту никто не применял, никто зубы ему не вышибал и почки не отбивал, да и оскорбляли его тоже без всякой матерщины. Из приведенного выше отрывка воспоминаний меня, честно говоря, более всего удивило то, что отец жалуется сыну на нанесенные ему оскорбления. Зачем сыну-то все это рассказывать? Он и так слишком много пережил за последние сутки. Но нет, Петр Петрович с какой-то садистской настойчивостью в лицах и красках рассказывает о том, кто и какими словами его обзывал. Как-то все это не по-мужски…

* * *

Любопытный нюанс. Когда Шмидта арестовали, на его севастопольской квартире был произведен обыск. К удивлению жандармов, большая часть личной библиотеки «красного лейтенанта» была посвящена женщинам, немалую ее долю составляла порнографическая и гинекологическая литература… Разумеется, историки, несколько облагородили увлечение своего героя. Так, например, один из биографов Шмидта 40-х годов ХХ века Г.К. Данилевский писал о явно нездоровом увлечении «красного лейтенанта» гинекологией и вообще женскими вопросами, весьма облагорожено: «Многочисленные выписки высказываний о женщине Канта, Шекспира, Мильтона, Карлейля и других авторов говорят о том, что книги читались с карандашом в руках». Впрочем, может быть, и на самом деле не всегда легко провести грань между борьбой за женскую эмансипацию и нездоровым увлечением женскими болезнями?

Согласитесь, но данная проблематика, казалось бы, должна быть далеко от интересов морского офицера. Флотскому офицеру более подошло бы читать «Рассуждения по вопросам морской тактики» вице-адмирала С.О. Макарова. Впрочем, каждый вправе читать то, что ему нравится.

Кстати, психиатры давно заметили, что довольно часто у людей имевших сексуальные проблемы, происходило замещение сексуального влечения на революционную гиперактивность. Среди известных истории лиц в этом ряду такие фигуры, как Пестель, Герцен, Огарев, Чернышевский, Вера Фигнер, Мария Спиридонова и многие другие. Не последнее место занимает в данном ряду и наш герой.

Отмечу еще один факт, который по странной случайности так и остался вне поля зрения наших историков. Лейтенант Шмидт несколько месяцев, пусть формально, но, все же, командовал миноносцем № 253. Казалось бы, что команда этого миноносца должна была первой пойти за своим революционным командиром. Однако этого так и не произошло. Миноносец № 253 остался верен присяге и не участвовал ни в июньских событиях в Одессе, хотя и находился тогда совсем рядом, ни в ноябрьском восстании в Севастополе, хотя к этому времени корабль перешел туда на зимовку. Возникает вопрос: почему? Ответ, думается, прост: команда слишком хорошо знала своего "странного" командира, чтобы верить его словам и идти умирать за его амбиции.

А какова была реакция рядовых севастопольцев на события, связанные со Шмидтом и на самого нашего героя. Снова обратимся к воспоминаниям сестры Петра Петровича Анны Шмидт: "Я вспоминаю то, что слышала тогда в этом родственном доме только потому, что все, что я слышала там, ярко передает злостную клевету, которая плелась тогда в определенных кругах Севастополя после победы над "мятежниками". Эта клевета носилась тогда по Севастополю и в этой среде ненавистничества повторялась и дополнялась врагами лейтенанта Шмидта с одной целью – повредить ему и его товарищам и вызвать погром. Тетушка вздыхала, вспоминала часто бога и говорила: "Он будет освобожден: жиды с Зусманом и Бродским во главе, уже собрали деньги, чтобы устроить ему бегство… И посадили его на Херсонесскую гауптвахту, чтобы легче освободить… Вот Фельдмана украли оттуда и его украдут… Уже собрали для него массу денег… Он хотел взорвать город пироксилином… Все его проклинают…" Замечательное признание! Во-первых, сестра Шмидта признает, что горожане желают мстить за восстание именно евреям, собираясь устроить погром. Но почему именно им? Видимо не без основания. Во-вторых, еврейские боевики активно собирают деньги у населения, скорее всего, именно у еврейской его части для Шмидта. Относительно побега вопрос спорный, хотя не исключается и это, но более вероятно, что большие деньги были нужны на хороших адвокатов. При этом тетушка Шмидта говорит не голословно, а приводит конкретные фамилии известных в городе людей, кто этим вопросом занимается. Что же касается попытки взорвать Шмидтом город пироксилином, то родная тетя мятежного лейтенанта не слишком далека от истины, если вспомнить историю с минным заградителем "Прут". Ну а последняя фраза: "…все его проклинают" исчерпывающе говорит об истинном отношении горожан к руководителю мятежа.

* * *

Спустя весьма непродолжительное время Шмидта и его сына переводят из кают-компании "Ростислава" в отдельную каюту. Из воспоминаний Евгения Шмидта: "Так как на нас ничего не было, кроме матросских шинелей, надетых на голос тело, то адмирал Феодосьев, питавший к нам искреннее сострадание, приказал немедленно выдать отцу и мне белье и казенную верхнюю одежду. Мне скоро принесли и то, и другое, и я превратился в заправского матроса. С отцом поступили иначе. Старший офицер, лейтенант Карказ, решился, на свой страх и риск, не исполнить приказания младшего флагмана, второго лица во флоте после Главного Командира, вице-адмирала Чухнина, в части, касавшейся моего отца, и, воспользовавшись отбытием адмирала Феодосьева на берег, самовольно задержал одежду, предназначенную отцу, ограничившись выдачей ему его тужурки, найденной ростиславцами на барже. Но даже и этим, последним, поступком Карказа руководило исключительно чувство мести: погоны отставного капитана 2 ранга были с тужурки спороты, дабы показать отцу, что его не считают более достойным носить знаки офицерского звания.

– Разжаловали до суда, – сказал мне отец, когда Карказ собственноручно принес отцу обезображенную тужурку.

Не могу не отметить, что факт «разжалования» отца до суда г.г. офицерами «Ростислава», о законности коего распространяться не приходится, не