Наследие Рима. Том 1. Oт Византии дo Кордовского Халифата и Османскoй империи - Нурлан Аманович Наматов

соответствии с этими нарративами, а также обогатить академические дебаты об историчности биографических сборников и исследовать взаимосвязь между повествованием, общественной памятью и моральной идентичностью.

Гипотеза, которую он предлагает, заключается в том, что оба автора пытались построить моральную парадигму, которая представляла некоторых мусульман, побежденных христианами, как героев – модель, которая отражала бы собственное положение авторов в отношении христианских сил: Ибн аль-Аббар был жертвой xристианского завоевания Валенсии и Ибн Джат Тиб, как и вазир Гранады, был в состоянии засвидетельствовать влияние, которое христианские победы на восточном полуострове могли оказать на государство Насридов, включая приток андалузских эмигрантов.

Тем не менее, как напоминает автор, мы не можем забывать, что эти биографические жанры нельзя рассматривать как чисто индивидуальную деятельность, поскольку биографы использовали, как многие отмечали в прологе своих произведений, материалы своих предшественников. Более того, биографируемый объект никогда не является «человеком, который сделал себя сам», а скорее является продуктом, конструкцией его генеалогии и его культурной среды.

В нем делается вывод о том, что среди моделей исламского героизма, предложенных в этих событиях, описанных в этих биографиях (мученики, заключенные, жертвы пыток и изгнанников), которые все предлагают образец благочестия и добродетели перед лицом христианской агрессии, – это эмиграция в дар ал-Ислам – наиболее добродетельный ответ, который могут выбрать мудрецы, и «улама», чьей явной противоположностью является позиция муджаров. Напоследок надо остановиться на интересной статье, сочетающей идеологию и архитектуру. Мы ссылаемся на анализ надписей мечети в Кордове Сюзаной Кальво Капилла[835].

Это вызывает необходимость выдвинуть новые гипотезы относительно значения и цели коранических текстов, найденных на стенах молельни. Благодаря данным, предоставленным андалузскими источниками исторического, биографического, юридического или литературного характера, можно более или менее подробно описать многочисленные действия, которые имели место в Кордовской альджаме, помимо молитв и вместе с этим предоставить содержание подборки коранических цитат из мечети.

Один из самых ярких аспектов набора коранических надписей халифата в мечети Алджама в Кордове заключается в том, что, по мнению автора, в них отразился элемент религиозной полемики, которая волновала город Кордову в X веке: опровержение христианской догмы и, косвенно, осуждение отступничества.

Это противоречие будет добавлено к двум другим, выставленным в молитвенной комнате: идеям, распространяемым ересью Масари, и шиизм, против которых, как мы предполагали в предыдущих работах, было высказано восхваление ортодоксальности Малики. Присутствие сур, отрицающих божественную природу Христа в трех дверях, одной внутренней и двух внешних, не кажется случайным, все они расположены в стене киблы. Автор находит параллель этой программе в Куполе в Скале в Иерусалиме, где появляются важнейшие христологические стихи, а также возвышение роли пророка Мухаммада с ясным апологетическим смыслом.

Не считая всех исторических расстояний, контекст андалузской столицы в X веке имел общие черты с Иерусалимом в конце VII века: присутствие большой группы христиан и новообращенных в мусульманской общине обоих городов пробудило подозрения со стороны исламских властей и альфакиев. Таким образом, эти надписи в мечети Альджама в Кордове, как говорит Кальво Капилла, стали свидетельством богословских противоречий и апологетической литературы против христианства, которая должна была быть написана во время Халифата.

20

Положение и реальность христиан Аль-Андалуса

С первых моментов проникновения ислама завоеватели придерживались политики пактов, которая уже практиковалась при экспансии в Восточную и Северную Африку и дала такие хорошие результаты. Эта политика была основана на том, что люди Книги, которые не обратились в ислам, считались защищенными – статус, который был достигнут за счет уплаты личного и территориального налога, в зависимости от собственности каждого из них[836], и ряд норм, касающихся отношений между мусульманским сообществом и завоеванным сообществом: христиане могли поддерживать свою религию, свое личное положение, свою собственность, свои обычаи и даже свои законы и судей, что давало им определенную автономию в отношениях к мусульманской общине.

Конечно, пакты основывались на признании превосходства ислама, как показывает пактax Теодомиро и Тудмира, точно так же, как они были заключены на Востоке. Симонет[837], всегда писавший со своей идеологически заряженной позиции, утверждал, что исламское господство, «такое же милое и человечное, каким оно было вначале», силой обстоятельств, то есть не добродетелью ислама, а тем, что составляло меньшинство, знающее только как бороться, «перерослo в нестерпимый деспотизм».

Несмотря на его положение, его эрудиция не подлежит сомнению, и он уже установил различие в обращении между населением, сдавшимся силой оружия, которое он называет «ануатан»[838], более исключительным, с более неблагоприятными условиями, и особенно на юге, и теми, которые были сданы капитуляцией, «чолхан»[839], большинство, с преференциальным режимом, особенно в северной зоне.

Он также указал в своей обширной работе на статус, которым пользуются христиане в Аль-Андалусе, а также на два уже отмеченных налога, которые они должны были платить, а также на случай пакта Теодомиро, где выделяется автономия. Tо же самое, что во многих местах Аль-Андалуса у них были христианские общины, но не говорится о подчиненном государстве. Конечно, в отличие от других регионов, здесь христианское правительство установилось по наследству, по крайней мере на первых порах. Отсюда он ведет свое великолепное повествование о событиях, которые затронули христиан Aль-Андалуса, всегда с позиции недоверия, если не сказать отвращения, к мусульманам и следуя дихотомической схеме внутри самого христианского сообщества.

Испано-римский элемент, который «зашифровал добро и спасение Испании в ее твердой приверженности церкви» не находился под влиянием ислама, по сравнению с вестготским элементом, который был больше связан с материальными интересами, чем с религией, и сотрудничал с мусульманами.

С этого момента в многочисленных работах[840] изучаются пакты и статус христиан, освобожденных от идеологического бремени, которое тяготило Симонетa. Таким образом, они пришли к тому, чтобы установить теоретические рамки действий исламских держав, которые, за некоторыми исключениями, совпадали на протяжении различных исторических периодов. В общих чертах они подтверждают, что христианские общины стали рассматриваться мусульманским государством как защищаемое население, зимми.

Принимая этот статус, меньшинства были исключены из участия в политической власти при условии, что с этого момента они будут защищены во всех своих личных и вещных правах, в их жизни и имуществе, в их религии и в своих законах. У христиан были свои собственные магистраты, такие как Прибы, они заняли какое-то положение в исламской администрации, например Сяххиб аль-Мадина[841]. и было даже множество смешанных браков, таких как знаменитый брак Абд аль-Мадина’Азиз и Эгилона.

Мусульмане создали как для христиан, так и для евреев особое законодательство, основанное на Коране, Сунне и заветах. или договоренностях, предоставленных с первых дней ислама. Со временем