Единственные - Ольга Вечная

продолжает он спокойно, без надрыва. С оттенком сожаления. Лучше бы Илья орал. — На третий или четвертый день после смерти твоего отца. Я вернулся домой с очередного многочасового допроса, а там ни Газзи, ни ее миски, ни твоих вещей. Только распахнутые створки шкафов и бардак. Ты мне даже записки не оставила.

— Мне было всего двадцать! — Почему он не слышит, что я говорю? Это ведь важно! — Ты должен был приехать. Ты должен был что-то сделать! Я запуталась! Мне все говорили разное! Каждый — свое, я не знала, кому верить, я ничего не понимала!

— Я приезжал несколько раз, но ваша охрана меня даже на порог не пустила.

— Это не я. Я не знала. Видимо, Мия дала распоряжение.

— Для меня было важнее, что ты не подумала дать распоряжение — пустить меня. Я попытался перелезть через забор, чтобы забраться к тебе в окно, но у меня в то время слишком сильно болели руки. Не получилось. Даже думал о штурме, но друзья отговорили. Мне капец как хотелось посмотреть в глаза жены, Поля. Тогда я решил взять измором, приперся вечером. Но этот план тоже провалился. На мои звонки ты не отвечала.

— Я ни на чьи не отвечала. Мне было плохо.

— Мне тоже.

Я прижимаю тыльную сторону ладони к лицу и снова отворачиваюсь.

— Я тебя не бросала, — упрямо стою на своем. — Я взяла паузу.

— Ты свалила в то время, когда меня чуть не посадили.

— Нет! Все было не так! Мне нужны были эти вещи. Я хотела побыть одна, но… мне очень нужны были вещи.

— Я начал этот разговор не для того, чтобы ссориться. Все наши общие знакомые уверены, что это я оборвал наши отношения и бросил тебя. Я не буду ничего никому доказывать, пусть для всех так и останется. Но собрала вещи и съехала из нашего дома именно ты, Полина.

— Это был не дом. Съемная квартира. Временное жилье.

— Для меня это был дом. Наш с тобой. Такой, какой я мог нам позволить в то время.

Я вытираю слезы и смотрю на соседку, которая идет в сторону магазина. Мы с ней особо не знакомы, но здороваемся. Быстро моргаю.

Илья сидит рядом и тоже молчит. Набираюсь смелости и бросаю на него быстрый взгляд — он откинулся на сиденье и прикрыл глаза. Я могу уйти отсюда немедленно и закончить этот разговор, но мне хочется остаться.

— Расскажи, как все было. На самом деле.

— Зачем? — Он открывает глаза, и я снова опускаю свои.

— Нам нужно это обсудить.

— Я не вижу смысла ворошить прошлое. Сейчас уже все хорошо, мы оба достигли всего, чего хотели. Я успешный хирург, ты — замечательная медсестра. У нас все нормально.

— Я не виновата. Я не хотела разводиться! Почему ты этого не понимаешь? Мне говорили, что ты специально. Что ты убил папу. Из-за мести, денег, из-за… Что ты чудовище. Я не знала про твои травмы: охранник сказал, что ты в порядке. Я думала, ты не хотел помогать папе, когда я умоляла об этом! Мне все так говорили.

— Ты не виновата, мы оба не справились с ситуацией. Я не собирался драться с твоим отцом, я за тобой ехал. Чтобы надавать тебе по заднице и забрать с собой. Твой отец был в отчаянии — люди в таком состоянии готовы на разное. Я волновался. Судя по твоей разбитой голове — не зря. Но я не ожидал, что охранник твоего отца меня встретит ударом в живот, по башке. Наступит на пальцы. Потом меня допрашивали. Долго. У твоего отца куча друзей, которые во что бы то ни стало хотели отомстить. Они знали о нашем с ним серьезном конфликте.

— Они все от нас отвернулись, когда мы обеднели.

— Но в то время прессинг был сильным. Мне звонили с угрозами, приезжали к моим родителям, рассказывали, какую мразь они вырастили. Перепугали маму до смерти, после этого я поменял номер.

— И не сообщил мне.

— Прошло уже больше месяца, как ты не звонила.

— Но ты мог бы все равно сообщить мне! Я хотела позвонить. Когда почувствовала, что готова.

— Ты могла бы его узнать, Полина. При желании.

— Я пыталась, но никто не хотел со мной разговаривать.

Илья молчит некоторое время.

— У кого ты спрашивала, Поля?

— Я не помню. У всех подряд.

— Потому что ни у кого. — Он вздыхает. — Ты не помнишь поименно, потому что не спрашивала ни у кого.

— У Яра точно. Он рявкнул, что не в курсе.

— Он и был не в курсе: мы не общались в то время. У них с Катей были серьезные проблемы, он выпал из жизни. У кого еще?

— У Даши, — говорю тише.

— Даша истеричка. Она может годами не общаться с людьми. Тебе ли не знать, сколько раз ты нас мирила?

— Она сказала, что твои родители не хотят меня ни видеть, ни слышать. Чтобы не вздумала сунуться. Что меня все ненавидят. Вообще все!

— И ты ей поверила.

— Я спрашивала еще, просто забыла, у кого. Я вспомню. Илья, а что было потом? После комиссии?

Он пожимает плечами:

— Мы поговорили с Пушкиным. Он помог, устроил на операцию в Новосибе. Все это было сложно, дорого: у меня ведь не было полиса. А у нас не взялись оперировать руки хирурга. Операция прошла херово, толку не было. Как ты понимаешь, врача, у которого чуть не отобрали лицензию, особо нигде не ждут. А надо было выбирать новую специализацию, все начинать с нуля. Искать деньги на учебу. Второй раз мне оплачивать ординатуру никто не рвался. Да и я не представлял себя никем, кроме как хирургом. Мы с Пушкиным напились тогда в