Давайте помолимся! (сборник) - Аяз Мирсаидович Гилязов

Прошло совсем немного времени, и Мехов сообщает мне в письме: «Нашёл я твоего майора, жив и здоров!» Как я ни старался, но в Минск в то время поехать не смог. А когда я попал туда в 1989 году, бывший военный журналист, майор, отрекшись от многолетнего партийного стажа, сдав краснокожую книжицу партбилета, в преклонном возрасте вместе со всей многочисленной, многодетной семьёй переехал на историческую родину всех евреев, в Израиль.

Не обижайся на меня, Михаил! Не сумел устроить тебя в тёплое место, на спокойную и сытную работу, прости! Ты же молод был тогда, хоть и с большими трудностями, но мог выжить! Ну не выталкивать же мне за борт семидесятилетнего Ноя Борисовича или доброго русского мужика Ивана Лапаева, с дрожащей словно осиновый лист душой, с первого дня войны не евшего досыта, ничего, кроме тюремных решёток и колючей проволоки, в жизни не видевшего, страдающего от вываливающейся на каждом шагу грыжи? Ведь их же насильно посадили в лодку нашей бригады, прекрасно понимая, что грести они не в состоянии!.. Цель-то у палачей одна: извести, убить!..

Не обижайся, Михаил! Не то что тебя, даже своего, не скажу, брата по крови, но духовно близкого человека, Эскандера Даирского не смог принять я в бригаду в то непростое, запутанное время!

Среди соплеменников я его ни разу не встречал. Нет, Эскандер, хотя и был крымским татарином, никогда к соплеменникам не тянулся. Не помню, чтобы он, облизываясь, стучался в «сытое окошко» к Мухтару, наверное, не ходил туда Эскандер… Гордый телом, но порой едва удерживающий в нём большую душу, он жил в полном одиночестве, и даже своим одиночеством был велик этот человек.

Эскандер – лётчик, за его плечами много боевых вылетов, ещё до войны он был награждён орденом Ленина, в одном из воздушных боёв был сбит немцами. Но и там не растерялся, смог выпрыгнуть из пылающего, стремительно падающего самолёта, сумел раскрыть парашют. Однако недобрый ветер отнёс его на окраину деревни, занятой немцами… Отважный лётчик сломал левую ногу, которую пришлось ампутировать по колено. Уже в плену эту операцию провёл врач, орудуя обыкновенной ножовкой. Даирский не робкого десятка человек, не стонал, молча перенёс неимоверные боли.

Если заранее не знаешь, то и сейчас не увидишь, что у него нет ноги, до сих пор не понимаю, как невысокого роста крымчанин с горящими глазами умел противостоять лютым ветрам Казахстана. Тельце-то у него, в ладонь можно поместить, но безногого Эскандера Даирского никогда не освобождали от работ. Потому что и в его формуляре было предписание: «Использовать на особо тяжёлых работах!» И если тебя в горячке вынесения приговора не расстреляли, поставив лицом к стене, то предписание обрекало на медленную, но верную смерть. Это знали и злобные люди, которые вынесли приговор, и те, кого приговорили! Иначе разве воткнули бы слушающих, как шагает по палатам смерть, тихо прощающихся с жизнью пациентов тюремного лазарета в Спасске на кирпичный завод или в шахту?!

Когда вошёл Эскандер, я читал известную книгу Теккерея «Ярмарка тщеславия»140. Откинув соломенный матрас, он сел на топчан, положив костлявые руки поверх коленей, упёрся в меня взглядом чёрных, как два кусочка ночи, глаз. Ничего не говорил, то ли не осмелился, то ли не хотел, однако его насупленный, как у беркута, вид без слов объяснил и цель, и причину прихода. Так, в полной тишине, мы просидели довольно долго, как мне показалось. Наконец Эскандер пошевелился, протез, громко скрипнув, напомнил о себе, о том, что навек привязан к хозяину. «Старею, похоже, – сказал Эскандер, – возраст начал чувствовать! Раньше нисколько не боялся холода! Снегом обтирался! Бывало, в бане напарюсь, выбегу на улицу и в снежный сугроб со всего маху как занырну… А сейчас – даже рассказывать зябко! Отрезанная нога мёрзнет. После долгого пребывания на морозе жутко ныть начинает. Спать невозможно». Я не спешил ни отказывать ему, ни соглашаться. «Завтра выходи в нашу бригаду! Нарядчика предупрежу», – сказал я.

Эскандер почти целый день бродил по цеху. Ни с кем не разговаривал, немного попереставлял выложенные на рейки кирпичи. Попробовал катать быстроходные келлеры, на которых кирпичи перевозили в сушилку, а перед концом смены отозвал меня в сторонку. «Я понял, – сказал он. – Здесь для меня места нет! Это сущий ад!»

Помню, что помог Эскандеру устроиться в кочегарку, работавшую на строительстве шахты…

Эскандер Даирский живым и здоровым вернулся в родной город своей жены Елец. Мы с ним продолжительное время переписывались, обменивались новостями.

«Здравствуй, друг мой Аяз! Вчера в руки попались твои старые письма, и я решил написать тебе, хотя и не знаю твоего точного адреса. В прошлом году листаю я «Крокодил»… и наталкиваюсь на твоё имя! Почему ты перестал публиковаться в этом журнале? Рассказ твой мне очень понравился, продолжай в том же духе! Желаю тебе переплюнуть Черемных141 в своём сатирическом творчестве! В 1960 году был в командировке в Киеве и кого, ты думаешь, я там встретил? Петра Кравченко. Он был бригадиром в Актасе. Помнишь? Очень приветливо поговорил со мной и пригласил в гости. Сходил. Живёт он, конечно, бедновато. Но хозяин радушный, выпили с ним, поговорили про Актас. И тебя по-доброму вспомнили. Солохутдинова, «премьер-министра» Велягурского. Кстати, Кравченко как-то натолкнулся на Ивана Велягурского, но тот почему-то поспешил исчезнуть с глаз.

Не забыл ли ты Виктора Августовича Гринупа из профессоров? В прошлом году один из моих приятелей поехал отдыхать в Сочи и заглянул к Гринупу. Я передал с ним «гостинец», парочку бутылок… тот сразу же накинулся на «Столичную». Поддаёт бедолага! Не женился, живёт вдвоём со старой матерью, жизнь у него не заладилась. Сообщаю его адрес: Сочи, улица Максима Горького, дом 2».

«Вчера возвращаюсь с работы, а в руках у жены твоё письмо. На душе сразу стало очень тепло, я бы даже сказал, горячо. Прежде чем открыть конверт, вняв просьбе жены, начал рассказывать о тебе. Воспоминания о тебе такие интересные, видимо, поэтому жена просила всё новых и новых историй! Я безгранично рад тому, что мы смогли найтись. Искренне верю, через пять-шесть лет твоё имя начнёт греметь в литературе нашей страны. Должно произойти именно так, ибо многим писателям не довелось изведать того, через что прошёл ты, ведь какие тяжелейшие испытания выпали нам в жизни! Никогда не забуду, какие тяготы тебе пришлось перенести «во владениях помещика Удодова»!..

Радуюсь, что ты женился на девушке, о которой рассказывал ещё в лагере. Надеюсь, что в скором времени появятся маленькие «сулейманчики», и с