Еврейский мир. Сборник 1944 года - Коллектив авторов -- История

и сам агитировал среди рабочих, что нужно добиваться досуга и для молитвы, и для чтения. Он советовал рабочим, чтобы они писали и требовали от властей исполнения упомянутого закона. Во многих случаях его советы помогли.

По своему темпераменту и откровенности своих мнений Лесин не мог долго прожить под царским режимом. Реакция в России усиливалась. Лесина манило еврейское рабочее движение в Америке. В 1897 году Лесин приехал в Нью-Йорк.

Тут он очутился в самой гуще идейной борьбы в местном социалистическом движении, которое в своем большинстве было чисто еврейским.

Лесин сразу стал одним из главных сотрудников «Форвертса» — органа нового движения. Это был самый интенсивный период организации еврейских рабочих союзов. Буквально в сотнях статей его пафос, яркость образов и ясность мысли, его исторические аналогии помогали формировать американское еврейское рабочее движение.

Лесин тут расцвел и как поэт. Вместе с пламенной прозой не малое влияние имели его революционные и национальные поэмы. В особенности, один из его лейтмотивов — мученичество в еврейской истории — экзальтировал и продолжает экзальтировать читателей.

В 1912 году Лесин перенял редакцию журнала «Цукунфт». Под его редакцией журнал вскоре стал самым лучшим и влиятельным еврейским ежемесячником в мире. За долгие годы редактирования журнала Лесин привлек к журналу самые лучшие литературные силы еврейства. Томы журнала — это хроника еврейской литературы и общественности. Отвлеченная догматика была чужда Лесину. Он всегда выступал за все позитивное в общественной жизни и в литературе, где бы он этого не находил. Неудивительно поэтому, что все оттенки еврейской общественности считают его близким и другом.

Статьи и поэмы Лесина в «Цукунфте» очень часто были настоящими событиями в еврейской поэзии и литературе. Но, как всякий художник, и Лесин время от времени переживал периоды сомнений. Был период, когда он совсем перестал писать поэзию. Период этот продолжался даже много лет.

В возврате его опять к музам особую роль играли его свояченица — сестра его покойной жены Б. Гинзбург и его единственная дочь Рахиль. Его «строжайшие критики», как Лесин их называл, ободряли и вдохновляли его к дальнейшему творчеству. Обе, мисс Гинзбург и Рахиль, до сих пор свято охраняют жилище Лесина, как оно было при его жизни, на той же самой квартире в Бронксе, где он жил и творил долгие годы.

Уже больше пяти лет, как Лесин внезапно умер. Он не успел закончить своих мемуаров — его воспоминаний о детстве, являющихся несомненно одним из лучших его произведений.

В малочисленных, но знаменательных главах его воспоминаний о своем детстве очень ярко выступают душевные качества и таланты Лесина, его гениальная память, яркая образность великого художника-мемуариста, который воскрешает перед вашими глазами среду, близких лиц, атмосферу и даже краски давно минувших дней. Читатель может в этом убедиться из немногих отрывков, печатаемых в этом сборнике.

Я. Крепляк

ОТДЕЛ IV. ПАМЯТИ УСОПШИХ

МОИСЕЙ ГИРШЕВИЧ АЙЗЕНШТАТ (1870-1943)

1-го декабря 1943 года скончался в Нью-Йорке еврейский писатель и общественный деятель раввин М. Айзенштат, занимавший долгое время пост общественного раввина в Петрограде, а затем главного раввина и профессора раввинской школы в Париже. Моисей Гиршевич родился в 1870 году в городе Несвиже и воспитывался в Воложинском ешиботе. Высшее образование он получил в Берлине, где одновременно посещал Высшую школу еврейских знаний. В 1895 году он напечатал докторскую диссертацию на тему «Библейская критика в талмудической литературе» и получил звание доктора философии. По возвращении в Россию, М. А. в 1899 году занял пост раввина в Ростове-на-Дону, а затем был приглашен в Петроград, где вплоть до 1922 года стоял во главе общины. С ранних лет покойный под псевдонимом Барзилай печатал статьи во многих еврейских журналах, где посвящал особое внимание вопросам воспитания. Его перу принадлежит также сборник рассказов из жизни литовских евреев, напечатанный на еврейском языке в Варшаве в 1893 году.

Покойный раввин был очень разносторонней личностью. Он отличался глубокими познаниями как в богословской литературе, в Библии, Талмуде и раввинской письменности, так и в филологии и в современной литературе и науке. В Петербурге он всегда стоял в центре общественной жизни и в тяжелые моменты царизма и революции с большим достоинством защищал еврейские интересы. Как синагогальный оратор он привлекал прихожан своей искренностью и простотой.

Отличительными чертами Айзенштата была его доброта и задушевность. Он никогда не гнался за деньгами, не мог никого обидеть даже в помыслах. С тонкой чуткостью и симпатией он подходил к каждому человеку. Не гнался и за почестями. Он был удивительно скромным и добрым товарищем в Воложине и остался таким же другом людей и доступным, когда занимал высокие должности.

Все, имевшие счастье встречаться с ним в жизни, любили его. Это было лишь ответом на его неизменную готовность помочь людям, утешить, разделить их горе. Добрая память о Моисее Гиршевиче Айзенштате сохранится надолго среди широких слоев русского еврейства, которому он посвятил свои силы как духовный руководитель, как писатель, учитель и преданный общественный деятель.

Д-р Макс Рейзин

НАУМ ЛЬВОВИЧ АРОНСОН (1872-1943)

Из речи, произнесенной на вечере, посвященном памяти Н. Л. Аронсона в Союзе Русских Евреев, в Нью-Йорке,

18 ноября 1943 года.

Покинув Россию в юные годы, Аронсон не мог считать себя русским художником, но Россия неудержимо влекла его к себе. Это было в 1901 году. Аронсону было 29 лет. Полоса мытарств в Париже стала отодвигаться в прошлое. Пошли заказы, хвалебные отзывы в прессе, лестные приглашения к участию на выставках.

У Аронсона появилось непреодолимое желание лепить Толстого. Можно живо представить себе душевное состояние художника. Академия его отклонила (из-за известных ограничений для евреев). Доступ в художественную школу равносилен был доступу к русской культурной жизни. И в том, и в другом ему было отказано. После такой неудачи вдруг очутиться в России в качестве «знатного иностранца», ни о чем не ходатайствуя, как равный среди равных, — какое это должно было быть удовлетворение, какое блестящее подтверждение достигнутого!

Аронсон поехал в Россию.

В Ясной Поляне его приняли очень радушно. Он моделирует Софью Андреевну. Лев Николаевич заинтересовывается. Он моделирует его самого.

В Питере налаживается выставка. Аронсону удается собрать и показать сорок своих вещей. Академия Художеств приобретает «Голову Старухи».

Приходилось ли Аронсону жалеть в тот момент о том, что Академия его в свое время отвергла?

Навряд ли. Выбор работы из более раннего периода показал, что Академия ценила кропотливую детальную отделку, чеканную технику, но исканий Аронсона не понимала.

В бюсте