Иван Грозный - Сергей Эдуардович Цветков

этому пути. «И так ненавидел Дракула зло в своей земле, что, если кто совершит какое-либо преступление, украдет, или ограбит, или обманет, или обидит, не избегнуть тому смерти». Вот простой и эффективный пример борьбы с воровством. У некоего венгерского купца пропали 160 золотых дукатов. Купец обратился с жалобой к Дракуле. Воевода пообещал, что нынче же ночью деньги будут ему возвращены. Отпустив купца, он велел объявить горожанам: «Если не найдете преступника, весь город погублю». Вор был немедленно пойман. Вечером купцу принесли от Дракулы кошелек, в котором находилась названная сумма и один лишний дукат. На свое счастье, купец, пересчитав деньги, обнаружил избыток и отправился во дворец вернуть лишнее. Как можно догадаться, честность купца спасла ему жизнь.

Столь же решительно покончил Дракула с воровством и бродяжничеством. Однажды он объявил по всей земле: пусть придут к нему все, кто стар или немощен, болен или беден. Огромную толпу нищих и калек, собравшуюся в ожидании щедрой милостыни, Дракула поместил в специально построенном для них доме, устроил им пир, а потом, заперев двери, сжег. Своим боярам он сказал: «Знайте, почему я сделал так: во-первых, пусть не докучают людям, и не будет нищих в моей земле, а будут все богаты; во- вторых, я и их самих освободил: пусть не страдает никто из них на этом свете от нищеты и болезней».

Дракула не встретил никаких затруднений и в искоренении прелюбодеяния. «Если какая-либо женщина изменит своему мужу, то приказывал Дракула вырезать ей срамное место, и кожу содрать, и привязать ее нагую, а кожу ту повесить на столбе, на базарной площади посреди города. Так же поступал и с девицами, не сохранившими девственности, и с вдовами, а иным груди отрезали, а другим сдирали кожу со срамных мест и, раскалив железный прут, вонзали его в срамное место, так что выходил он через рот. И в таком виде, нагая, стояла, привязанная к столбу, пока не истлеет плоть и не распадутся кости или не расклюют ее птицы».

Успехи правосудия радовали его. Он даже обедал среди трупов, посаженных на кол, ибо «в том находил удовольствие». Когда же его слуга, подававший ему яства, зажал нос, не вынеся трупного запаха, Дракула, понятно, отправил его на кол: «Там ты будешь сидеть высоко, и смраду от тебя будет далеко!»

И в темнице, куда его заключил венгерский король Матиаш Хуньяди, Дракула не оставил своих жестоких привычек: ловил мышей, покупал на базаре птиц и мучил их — мышей сажал на кол или отрезал голову, а птицам выщипывал перья.

Читатель согласится, что дальнейшая метаморфоза Дракулы в банального голливудского вампира была, так сказать, понижением в чине, почти что вырождением.

***

О следующем историческом деятеле Ницше писал: «Мы совершенно не понимаем хищного животного и хищного человека (например, Чезаре Борджа), мы не понимаем «природы», пока еще ищем в основе этих здоровейших из всех тропических чудовищ и растений какой-то «болезненности» или даже врожденного им «ада», — как до сих пор делали все моралисты» — и прямо называл его прообразом Заратустры, «сверхчеловека».

Изумление современников Ницше, отказывавшихся видеть за соблазнительной фигурой пророка вечного возвращения столь чудовищный оригинал, легко понять. Если бы в истории существовал свой ад, Чезаре Борджа, герцог Валентинуа, заслуживал бы там особого места. Трудно найти другого человека, более совершенным образом организованного для зла. Ему не знакомы ни сомнения, ни усталость, ни сентиментальность, он походит на тигра жутким изяществом своих смертельных прыжков.

Многое в своей натуре Чезаре Борджа унаследовал от отца — Папы Римского Александра VI. Этот первосвященник в глазах современников был едва ли не сам Сатана, усевшийся в епископском облачении и митре на престоле святого Петра. Во время его понтификата в Ватикане устраивались бесстыдные оргии: на свадьбе его дочери Лукреции перед гостями, среди которых были и кардиналы, плясали пятьдесят обнаженных куртизанок; несколько дней спустя Папа попотчевал гостей другим зрелищем — разгоряченные жеребцы преследовали по двору кобылу. Отравления неугодных ему людей стали обычным делом. Даже вспышки его гнева поражали, как гром. На одной аудиенции он накинулся с угрозами на епископа Пезарского и кардинала Чибо, которые умерли от страха, выйдя из папского дворца.

Но сын превзошел отца. Кощунство, ложь, вероломство, кровосмешение, убийство — не было такого преступления, такого смертного греха, который не числился бы за ним. Он разделял с отцом ложе своей сестры, Лукреции, третьего мужа которой он убил собственными руками. Печать Каина дважды легла ему на лоб: он зарезал своего старшего брата, герцога Гандии, и отравил своего двоюродного брата, кардинала Иоанна. Сам Александр VI трепетал перед ним. Однажды Чезаре убил одного из его любимцев, по имени Перотто, который спрятался от него под мантией Папы. Кровь бедняги брызнула в лицо Александра VI.

«Каждый день в Риме, — читаем в одном венецианском донесении, — оказывается, что ночью было убито четыре или пять синьоров, епископов, прелатов или других особ. И дошло до того, что весь Рим трепещет перед герцогом, каждый опасается за свою жизнь». Дон Жуан де Червильоне не захотел уступить ему своей жены. Чезаре велел обезглавить его прямо на улице, по-турецки: булыжник служил плахой. Какой-то замаскированный человек кинул ему во время карнавала оскорбительную эпиграмму; смельчаку отрубили руку и язык. За перевод на латинский язык одного греческого памфлета против семьи Борджа венецианец Лоренцо, несмотря на протесты Республики, был кинут в реку. Однажды после ужина герцог облачился в охотничий костюм и приказал привести шестерых заключенных, приговоренных к смерти, на загороженную балками площадь Святого Петра. Он сел на коня и затравил эту дичь в присутствии Папы, Лукреции, зятя и своей любовницы.

Когда было нужно, он умел быть справедливым. После завоевания Романьи Чезаре поручил ее усмирение Рамиро д’Орко, человеку топора и веревки. Рамиро оправдал его выбор и казнями укротил непокорную область. Но этот террор вызвал новую волну ненависти; страна готова была подняться вновь. Чтобы ее успокоить, Чезаре однажды утром показал на центральной площади главного города Романьи тело Рамиро, разрезанное на куски, и окровавленный нож рядом с ним. Это зрелище привлекло к нему Романью, жители которой славили великодушного государя.

Лучшую из своих трагедий — знаменитую Синигальскую западню — он имел честь разыграть перед таким разборчивым зрителем, как Макиавелли, посланным Флоренцией с дипломатическим поручением ко двору Борджа. Чезаре заманил в капкан четырех самых опасных и самых удачливых своих врагов — кондотьеров Вителли, Орсини, Ливеротто и Гравина. Все они перед тем не раз испытали лживость его обещаний. Вителли перед отъездом в Синигалию простился со своей семьей, как обреченный… И