журнал "ПРОЗА СИБИРИ" №1 1996 г. - Вячеслав Крапивин

работе в театре — „...поддерживали всегда хорошие взаимоотношения, в силу чего в разговорах на разные политические темы он моего присутствия не стеснялся... у меня о нем (Португалове — А. Б.) сложилось мнение как о враждебно настроенном человеке по отношению существующего в СССР политического строя".

Далее свидетель приводит примеры, которые, по его мнению, характеризуют Португалова как антисоветчика.

В октябре 1945 года свидетель зашел в гости к В. Португалову, где застал и Поступальского. „В разговоре за рюмкой водки на литературные темы, Португалов клеветал на советскую поэзию и ее талантливых представителей. В частности, в отношении поэта, Лауреата Сталинской премии, Константина Симонова говорил следующее:

„Если бы в нем было побольше культуры, то он мог бы стать не плохим поэтом, а сейчас он пока что ерунда, „однодневка". И наоборот, себя и других, ранее репрессированных органами власти, вроде Пулькина и Меклера, он ставит выше и талантливее наших современных поэтов. При этом он говорит, что его поэзия — это поэзия „завтрашнего дня" — для наших потомков".

Тогда же, по словам И. Андреева, В. Португалов рассказывал: „В свое время поэтессе Маргарите Алигер я доказал на практике экспромтом, что такие стихи, как пишут современные советские поэты, можно писать, не сходя с места, по несколько штук сразу, кроме того из одного стихотворения можно делать несколько путем перестановки слов".

Еще один факт. В начале февраля 1946 года свидетель обратился к Португалову как руководителю эстрадной труппы, с вопросом о номере для концерта, посвященного дню Красной Армии. Португалов, якобы, ответил: „Нужно дать русский или какой-нибудь национальный танец, но только еврейский танец не давай, потому что евреям праздновать победу не приходится, ибо их Гитлер наполовину перерезал".

Как враждебно настроенного по отношению к партии и правительству В. Португалова должно было характеризовать, по словам И. Андреева, и такое вот высказывание. В феврале 1946 года они вместе были в гостях у „некой Е. И. Перанцевой, и там, воспользовавшись тем, что хозяйка вышла из комнаты, Португалов заявил: „Я жду момента, когда умрет хозяин (подразумевая вождя народов), интересная ситуация настанет тогда. Кто его может заменить? С одной стороны Молотов, с другой — Жданов, а может быть, Микоян, он властолюбив. Или Берия и Каганович. Конечно, это все не Сталин, они его заменить не могут, потому что все это гении „второго сорта", — но надо сказать, что грызня будет колоссальная, грызня за власть. Хозяин — тот молодец, тот в свое время руками Зиновьева и Каменева устранил самого Троцкого, затем руками „правых" убрал Каменева и Зиновьева, последних устранил Ежов, а Ежова устранил Берия".

Обратил ли внимание читатель на то, как потускнел в показаниях И. Андреева образ врага народа Португалова? Последний, будучи, конечно, враждебно настроенным по отношению и так далее, не только ничего враждебного не предпринимает и злодейских намерений не обнаруживает, но и высказывается как-то не по существу: писателей-лауреатов, для кого-то весьма значительных величин, а для него — бывших однокурсников, снисходительно поругивает, что-то там про евреев говорит: не то осуждающе, не то сочувственно, нашу боевую политическую историю по-обывательски трактует, то есть враг и гад он, конечно, этот Португалов, но и не так чтобы очень, какая от него опасность?..

И следствие, обратите внимание, даже не пытается как-нибудь приободрить свидетеля, придать его показаниям больше боевитости, разоблачительное™, не пытается найти подтверждение тем убийственным обвинениям, что прозвучали из уст X. Прониной — что Андреев ни скажет, все хорошо.

Высказывая это замечание, я отнюдь не полагаю, что протокол допроса был его стенограммой, что он передает все детали и нюансы диалога следователя и свидетеля — нет, конечно. Обычно это всего лишь отредактированный в требуемом для следствия тоне конспект такой беседы, о дословном ее воспроизведении речь тут не идет. Но подчас, чтобы выразить свое отношение к позиции допрашиваемого, чтобы припугнуть и направить его, следователь не стесняется прикрикнуть на допрашиваемого и на листе протокола: „Следствие настаивает... следствие требует!“, а тут — ничего подобного: спасибо, товарищ Андреев, ваши показания нас вполне устраивают. На том и расстались.

Следующим был допрошен свидетель Сивов-Шабловский Николай Константинович (1915 года рождения, г. Казань, русский, из служащих, беспартийный, образование высшее, закончил заочно пединститут, по профессии педагог, холост, осужден в 1937 г. спец, коллегией краевого суда Азово-Черноморского края по ст. 58-10 УК РСФСР на четыре года лишения свободы, jb графе „правительственные награды" значится, как и у Андреева, медаль „За доблестный труд..." — надежных свидетелей по делу Португалова с подачи Прониной следствие подбирало).

Свидетель показал, что знаком с Португаловым с 1942 года — работал в то время продавцом в книжном магазине, куда обвиняемый часто наведывался. Португалов был, по словам свидетеля, явно заинтересован в этом знакомстве, так как свидетель мог „...снабжать его необходимой литературой", и „...часто обращался ко мне с просьбой достать ему для работы нужные книги".

Вопрос. „Что вам лично известно о политических настроениях и высказываниях Португалова Валентина Валентиновича?"

Ответ. „Прежде всего хочу охарактеризовать Португалова в бытовом отношении. За все время моего знакомства с ним знаю, что он в обращении с людьми держал себя развязно, вульгарно, распущенно, часто употреблял нецензурные выражения, любил выпить. Производил на меня впечатление неуравновешенной, испорченной натуры".

Едва ли нарисованный свидетелем образ строго соответствовал действительности, хотя, наблюдая нашего героя через 15 лет, я могу согласиться, что были в поведении В. В. и несдержанность, и некоторый эпатаж — то же употребление ненормативной лексики, употреблял он, несомненно, и алкоголь, не видя в этом никакой беды — в пределах достаточно умеренных, склонности к алкоголизму у Португалова не замечалось. И не объясняется ли предвзятость свидетеля тем, что ему на том допросе было все-таки выгоднее очернить обвиняемого; чем воздать ему хвалу, за ту же несомненную эрудицию, например, и возникающим отсюда комплексом вины — а кого мы еще более честим, как не тех, перед кем виноваты?

„Что касается политических взглядов, — продолжает свидетель, — то могу сказать, что Португалов почему-то в беседах со мной избегал каких-либо политических тем и старался вести разговоры только на литературные темы („Избегал... старался..." — тут возникает ощущение, что именно собеседник Португалова — по наивности или с расчетом — старался перевести беседы в политическое русло, а Португалов ему не очень помогал, противился даже, но оставлю эту тему — для предположений тут и вовсе не густо — А. Б.). Литературные взгляды его выражались в восхвалении старых дореволюционных русских и иностранных писателей (подчеркнуто в протоколе — А. Б.), и наоборот, —