Да будет свет... - Анатолий Федорович Дьяков

Монголия — это мир, где господствует буддизм и его ветвь — ламаизм. В Улан-Баторе расположены ведущие дацаны, при посещении которых словно попадаешь в Зазеркалье. В начале XX века монгольская нация стояла на грани вырождения, вымирала от повальной эпидемии сифилиса и проказы. Распространителями сифилиса зачастую выступали сами ламы, обладавшие правом первой брачной ночи. Страшные болезни удалось преодолеть только при помощи России. На некоторых картинах местных художников, изображающих прежний быт, можно увидеть так называемые «долины смерти», где дикие собаки терзают трупы людей. Согласно верованиям ламаизма, копать землю — тяжкий грех. Если человек тяжело заболевал, а лама принимал решение, что заболевший — не жилец на этой земле, то несчастного, пусть даже еще и живого, вывозили в «долину смерти» и бросали на произвол судьбы. Если отверженный все-таки выживал, и его не загрызали собаки, он все равно не мог вернуться домой. Для своей семьи он становился птицей, цветком или пылью, то есть находился в другом измерении. Человека, осмелившегося вопреки всему вернуться, ждала суровая расправа.

Советский Союз считал подготовку энергетиков для молодой монгольской промышленности одним из своих основных приоритетов. Вся энергосистема Монголии была создана в советские времена, по советским технологиям и с участием советских специалистов. С помощью СССР в этой соседней стране была создана объединенная энергосистема Центрального района, синхронно работавшая с Единой энергосистемой нашей страны по двум линиям 220 кВ.

В период моей работы начальником Главвостокэнерго нам вплотную пришлось заниматься проблемами надежности ТЭЦ–1, которая фактически была переведена в котельную. Именно из коллектива этой станции на околоземную орбиту поднялся первый космонавт монгольской национальности.

Шло освоение и налаживание работы ТЭЦ–3. С ее реконструкцией и переводом на угли Баганурского месторождения, расположенного в 130 километрах восточнее Улан-Батора, было значительно снижено вредное влияние станции на окружающую среду, повышена надежность и эффективность ее эксплуатации.

Строительство Улан-Баторской ТЭЦ–4 было начато в 1980 году. Топливом для котлов были также предусмотрены угли Баганурского разреза. Установленная электрическая мощность станции после окончания строительства составила 410 МВт, а тепловая — 460 МВт. В 1987 году был разработан проект расширения ТЭЦ–4, согласно которому предусматривалась дополнительная установка двух котлоагрегатов БКЗ–420–140 и двух турбин типа ТП–80–130. Расширение станции было завершено в 1989 году. Её электрическая мощность достигла 570 МВт, а тепловая — 1050 Гкал/ч. ТЭЦ–4 является одной из наиболее мощных электростанций, действующих на сегодняшний день в Монголии.

Много сил пришлось нам потратить при развертывании и освоении первой машины на ТЭЦ–4. Трудности заключались в слабой подготовке кадров из числа «монгольских товарищей». Бывшие ойраты-кочевники с трудом осваивали пульт управления, оборудование высокого давления и высоких температур. Иногда они просто покидали рабочие места, могли целую неделю заниматься личными делами, а потом, как ни в чем ни бывало, заявлялись на станцию. Бывали случаи откровенного вредительства: кто-то бросал песок в масло редукторов дымососов или вентиляторов, что приводило к их остановке, а следовательно, и к остановке котлов. По имевшимся фактам проводились расследования, виновные строго наказывались. Вообще проблем было много: приходилось привозить в Монголию роторы турбин, двигатели, аккумуляторы, другое имущество и оборудование — и все, в основном, на безвозмездной основе.

За совместную работу мы награждали монгольских специалистов советскими правительственными наградами, а также профессиональными знаками отличия. Один из таких знаков, в частности, был посвящен 60-летию плана ГОЭЛРО. В свою очередь, монгольские руководители благодарили и советских энергетиков. В 1981 году, в дни празднования 60-летия образования Монгольской народно-революционной партии, в Монголию была приглашена делегация Минэнерго СССР, в которую входили заместитель министра Михаил Васильевич Борисов, начальник Всесоюзного объединения Загранэнергостроймонтаж Александр Павлович Поддубный и я. Нас принимал генеральный секретарь ЦК МНРП, председатель президиума Великого народного хурала МНР Юмжагийн Цеденбал. Мое участие в работе по оказанию братской стране помощи в создании собственной энергетической отрасли было отмечено правительственной наградой Монголии.

На посту начальника главка я, как и мой предшественник, получил возможность поближе познакомиться с методами работы «карающего меча» партии — КПК при ЦК КПСС. Через полгода после назначения я получил задачу представить от Главвостокэнерго достойную кандидатуру на присвоение звания Героя Социалистического Труда. Подумав, я решил предложить Бориса Александровича Растоскуева, 60-летнего директора Красноярской ГЭС, станции-красавицы, уже вышедшей на максимальную мощность. Для этого были все основания.

Вклад Бориса Александровича в дело строительства Красноярской ГЭС и города Дивногорска велик и бесспорен, но еще более значителен он был в деле формирования и становления эксплуатационного коллектива ГЭС. В течение длительного времени коллектив Красноярской ГЭС был лучшим эксплуатационным коллективом Минэнерго СССР. Можно смело сказать, что на Красноярской ГЭС была создана своя школа гидроэнергетиков-эксплуатационников, главными чертами которой являются высокая квалификация, ответственность, производственная культура и дисциплина.

Но тогда мало было определить подходящую кандидатуру: ее еще нужно было согласовать с крайкомом партии, что я и сделал, обратившись к секретарю по идеологии Полине Георгиевне Макеевой. Партийная дама не согласилась с моим предложением (по ее мнению, директор был «в возрасте») и посоветовала подумать о кандидатуре рабочего или женщины. Я упорно стоял на своем, а когда понял, что спорить бесполезно, пошел к первому секретарю Красноярского крайкома КПСС Павлу Стефановичу Федирко, предварительно переговорив со вторым секретарем крайкома КПСС Леонидом Георгиевичем Сизовым.

Федирко безо всяких проволочек официально согласовал предложенную мной кандидатуру, и директор Красноярской ГРЭС Борис Александрович Растоскуев стал вскоре Героем Социалистического Труда. А Полину Георгиевну Макееву буквально через три месяца перевели на работу в КПК при ЦК КПСС, которую возглавлял член Политбюро ЦК КПСС Арвид Янович Пельше. И надо же было в это время случиться аварии на линии электропередачи, питавшей Красноярский алюминиевый завод (КрАЗ) от Красноярской ГЭС! Кто-то шепнул Макеевой, что отключение произошло по вине Растоскуева. На Бориса Александровича тут же было заведено «дело». На место выехал инспектор КПК, чтобы «раскрутить» проблему, а заодно вместе с новоиспеченным Героем наказать и меня.

Я хорошо помню эту голгофу. Меня вызвали в КПК, дали бумагу и выставили в коридор. За приставным столиком я должен был написать о своей причастности (или непричастности) к факту аварии на ЛЭП в Красноярске. Это была довольно неприятная процедура. Я честно описал все причины аварийной ситуации, встав на защиту директора: он ни в чем не был виновен. Потом состоялось разбирательство, в ходе которого было вынесено решение с известной всем формулировкой: «Дьякову А. Ф. строго указать…». Таким образом, я уже на своей шкуре познал неумолимость КПК, который, разбираясь с проступком коммуниста, преследовал одну цель — подавить его личность, заставить бояться, принудить к унизительным просьбам о прощении. Потом мне еще четыре раза пришлось побывать на КПК, но