Долгие Дороги - Дэн Марко

– О нет, нет…

Он было попытался осмотреть его или себя, на предмет хоть какой-либо аптечки. Но если таковая и была у молодой его версии, теперь было слишком поздно.

Трясясь, одной испачканной полностью красной рукой, умирающий взял с себя что-то, протянул человеку, которого за время всего своего путешествия успел возненавидеть до глубины души. Полные ненависти и страха, теперь его глаза тлели слабой надеждой.

Он передал ему ту самую колбу с фрагментом предыдущего тела бледного претеританта.

В конце своей жизни, он смог доверится ему и смог простить, оставив свои личные чувства перед шансом спасения всех. Даже без каких-либо подвигов, без всякого сомнения, этот человек стал настоящим героем. Пусть не подобный тем из старых легенд и мифов, без сил или способностей, но он стал таковым, смелым, решительным.

– Прости меня, Даниэль…

Искренность была сказана, пока он с печалью смотрел на умирающего парня.

– Даниэль… – Едва различимо, почти как призрак, одно единственное слово с тяжестью слетело с губ Ребис. Почему они сказали это? Они даже не могли ответить на этот вопрос. Нет, не хотели. Этого было не нужно. Что-то в глубине заставило их прошептать это, знакомое, казавшееся теперь нечто большим, чем простой блик времени их жизни. Что-то в глубине укололо их глубже любого клинка, когда их не моргающие широко открытые золотистые глаза встретились с его бледными, полуприкрытыми.

Их не волновало, что Калеб вновь убил очередную смертную оболочку. Они даже не почувствовали. Восстановившись вновь, ужасная картина его тела на холодной земле не исчезла с пелены их глаз.

Он заметил то, как переменилось лицо Ребис. Перестав быть таким холодным и бесчувственным, изменившись, к сожалению, не к той радости, которой он хотел увидеть на их лице за всё время проведённого вместе приключения. Это был взгляд удивления, смешанного с горькой печалью на столько, на сколько их чудесные золотые океаны могли показать. Прямо сейчас, даже при всём сложившемся исходе, они выглядели так по-человечески прекрасно. Немного, но он был рад, что, в какой-то мере прочувствовав жизнь, походившую на образы так воспеваемых им героев, один из которых был рядом подле него на этом пути.

– Ребис… – Он даже не проговорил это слово. Беззвучно губы дёрнулись, обернувшись на конце в маленькую полуулыбку, как раз в тот момент, когда его очи замерли и потухли как маленькие спички, тело закоченело без конвульсий, а из слегка открытого пересохшего рта сорвался последний тяжёлый и одновременно с тем лёгкий вздох.

Его светло-зелёные глаза навсегда замерли, прямо на грустном лице Вергилия.

– Мне так жаль… Не этого я хотел.

Его рука с тяжестью на сердце медленно взяла колбу. Теперь это было его бремя.

Он неспешно поднялся. Его взор не уходил ни на мгновение от холодного тела самого себя, в кончине которого была также и его вина. Он чувствовал, что был причастен именно к этой смерти тоже. И это же давало стимул продолжить идти, искупив не напрасную жертву.

Больше такого не должно было произойти. Смерть Даниэля должна стать последней в этой безумной кровавой игре.

Вергилий направился дальше, с тяжестью на сердце оставив лежащего позади. Ему нужно было торопится и как можно скорее.

Как раз тогда, когда свет точки ярким пламенем играл прямо перед глазами мужчины он понял, как близко они на самом деле были.

Казалось, оставалось лишь дотянуться рукой и…

В этот момент, ему в спину попала пуля.

Он, вскрикнув, упал на землю. Быстро оглянувшись назад и увидев подошедшего Дисмаса, он вынул пистолет из брюк и открыл огонь. Послышался сдавленный вздох. Одна из выпущенных пуль попала Себастьяну в руку. Револьвер вывалился и с треском упал на землю.

Пистолет Вергилия заклинил, и в тот же момент, Кристобаль набросился на мужчину, принявшись душить поваленного.

Вестерфозе пытался сопротивляться, но из-за боли и усталости, не мог скинуть озлобленного учёного-предателя с себя.

Вместо этого, его рука нащупала рядом лежащий камень, и немедля ни секунды, он ударил им по голове нападавшего.

Дисмас вскрикнул от боли, и был тут же скинут в бок. Этого момента стало достаточно для Вергилия, чтобы снова попытаться сбежать.

Расстояние, отделявшее обоих учёных от заветной аномалии, оставалось небольшим. Силуэт Точки, похожий на парящий в метре над землёй кругообразный сгусток энергии, постоянно крутящийся, искажающийся, самоуничтожающийся и тут же восстанавливающийся вновь. От неё исходило мягкое светло-голубое свечение, хотя если посмотреть вглубь, человеческому глазу казалось была видна целая и огромная, словно муравейник, вселенная.

Это было по истине красивое и неописуемое зрелище. Невиданное никем, ибо не было да селе чего-либо подобного в природе никогда за всю людскую историю.

…

Практически всё поле, весь тот небольшой маршрут их непрерывного боя устилали трупы и части тел Ребис. Кровь от них, небольшими речушками стекала вниз, к центру этого кратера.

Калеб устал. За всю свою недолгую жизнь, он ни разу не чувствовал себя настолько вымотанным. Его мускулы и кости пылко болели, глаза от постоянной регенерации налились кровью, изо рта шла пена, а грудь в частых судорогах быстро вздымалась и опускалась.

За все его быстрые и немногочисленные сражения, ему ни разу не встречался противник, которого нельзя было убить его грубой физической силой.

Каждый раз, когда его пальцы или зубы вгрызались в бледную плоть солдата, рвя его на части, он появлялся вновь. Снова и снова. Снова и снова.

Этой битве, казалось, не было конца.

Силы Чёрного Зверя истощались. Его разум, постоянно наполнялся тактиками и стратегиями боя. Темпоральная энергия в его жилах, восполненная после кровавой жертвы учёных, как будто уже испарилась во время всех активных действий и ударов. Простой человек, слёг бы сразу, после первых минут столь ожесточённого поединка. Но даже псевдо-претеритант, как Калеб уже чувствовал, что постепенно проигрывает.

Он просто не был более в состоянии продолжать это, ставшее теперь бессмысленным, кровопролитие.

Мысли путались в голове, слова из Святого Писания застывали и повторялись на его устах по нескольку раз.

И в тот самый момент, когда великан был наиболее уязвим, когда его бдительность была ослаблена больше всего, метко брошенное копьё вонзилось ему прямо в правую глазницу.

Лишь только тогда, когда острие, пробив череп, дошло до края его мозга, его ноги тут же подкосились, и он пал на колени, застыв в таком положении подобно мраморной статуи.

И вновь сознание провалилось в пустоту, а образы его ещё юного, мелькали в его взоре подобно миражам. Но несмотря на это,