Долгие Дороги - Дэн Марко

– И познаете вы истину…

Его красные глаза потухли, вместе с его недолгим существованием. И в последний миг своей жизни, он почувствовал, как небольшие тёплые ручки обнимают его, и с улыбкой тихо шепчут: «Спасибо».

– …И истина сделает вас… свободными…

Тело великана пало на колени, распадаясь на пепел и разлетаясь по воздуху.

В этот самый момент, когда Ребис вновь попытались соприкоснуться с Точкой, завершая начатое, Даниэль один из немногих ещё выживших, не имея другого шанса, предчувствуя что конец его близок, кинул фрагмент к месту слияния двух хиральных сущностей, прежде чем окончательно простившись с миром и извинившись перед всеми, кого он когда-либо в жизни подвёл, испустил дух.

Колба долетела до них обоих, тут же словно утонув в сплавленной сущности, начав, как и предполагал Вестерфозе обратную реакцию, из-за разности сущностей обоих природ Ребис.

Последний шанс, рассчитанный на чистую удачу.

По всей пещере поднялся разрушительный и громогласный рокот. Земля и каменные стены затряслись, а потолок начал обрушаться. Ярко белый свет, исходящий от Точки, в момент ока распространился повсюду.

И лишь одинокий Йоахим, не видящий всю картину перед собой, но слышащий шум и голос исходивший из центра, смог с трудом доползти туда и на интуитивном уровне коснулся ещё материального тела Ребис, прежде чем тьма перед его взором сменилась яркой, но не болезненной вспышкой, в которую он без раздумий погрузился…

…

Сильный, быстрый, но тёплый ветер приятно обдувал кожу, а его тихий свист, подобно колыбели ласкал уши. При этом, не было ни холодно, ни жарко. Температура была, в каком-то роде, совершенно идеальная.

Йоахима это немного смутило. В конце концов в пещере, в которой они находились, в принципе не могло быть какого-либо ветра.

К удивлению для себя, он очнулся на краю огромного каменного утёса. Чуть поодаль находились поля, целиком покрытые золотистой зрелой рожью. Высокие колосья, от каждого дуновения ветра, синхронными волнами переливались на солнце.

При этом самые настоящие бурные воды океана были буквально в десятках метрах от него, сокрушаясь и точа острые скалы внизу самого утёса, разбиваясь из раза в раз, создавая, таким образом, довольно успокаивающий ритм.

На бескрайние ярко-жёлтые поля, бросали свои тени огромные, плывущие со стремительной скоростью тучи, на залитом медным сиянием солнца небе. Словно кочевники, эти мрачные тёмные, пропускающие сквозь свои бесформенные тела множество ярких лучей, устремлялись на многие мили далеко в даль.

Этингер был поражен, не самим местом, в котором он внезапно очутился, а тем фактом, что он мог видеть само это место. Утёс, рожь, небо, тёмный бескрайний океан – теперь всё это вытеснило вездесущую тьму, вернув ему не так давно утраченную способность созерцать.

Что было не менее удивительно, резкая вездесущая боль в его конечности и бедре наконец-таки утихла.

С уже позабытой лёгкостью, он сумел ровно встать на ноги.

Его удивлению не было предела. Сперва чудесное исцеление, на которое он уже не надеялся, затем перемещение невесть куда из пещеры с Точкой. И главный вопрос: что дальше?

Йоахим помнил, по крайне мере по слуху, что произошёл конфликт, в ходе которого погибли Дисмас и великан-эксперимент Института. Но сейчас, осматривая ржаное поле вокруг, он не заметил ни их, ни их тела, ни даже ту самую злополучную аномалию.

Здесь не было никого.

Никого, кроме…

Возле самого края омываемого водами обрыва сидела поникшая, знакомая ему высокая фигура с длинными волосами цвета только выпавшего снега.

Ребис.

Их взор был устремлён в даль на водную гладь, и они, казалось, даже не замечали его. Тело их было изменено. Вместо привычной формы, они вросли в ствол самого настоящего зелёного, цветущего дерева, не слишком высокого, но и не слишком низкого.

Бельгиец неспешно подошёл поближе, всматриваясь в намного более спокойное лицо претеританта, но от того не менее печальное и меланхоличное. Золотистые глаза были тусклее, чем до этого. Пропала всякая решимость или сосредоточенность, чьи зачатки возможно и горели слабым огоньком.

Теперь же, всего этого не было. Они казались пусты, как и место в котором очутились.

Мужчина оказался прямо возле солдата, не сводя с них глаз, когда они внезапно заговорили:

– Мы не думали, что всё будет именно так. Этого не должно было быть. Так много вмешательств. Так много… ошибок? Нам… жаль?

Их голоса резонировали друг с другом. Со стороны казалось, что мужчина и женщина одновременно, синхронно говорили одни и те же слова, но часто перебивали друг друга, отдавались эхом в голове бельгийца.

Их лицо поникло, губы едва двигались, хотя сказанное разлеталось на мили вокруг. Глаза мутны, полузакрыты. Золотой слабый блеск окончательно покинул их.

Эта речь была обращена, будто бы к самим себе. А тихий голос же, был наполнен странной смесью неопределённости и искреннего непонимания. Это вызвало некое подобие жалости со стороны Этингера, которую он уже имел по отношению к этой странной персоне.

– Мы не хотели… опять видеть, чувствовать смерти других. А это ощущение… Да нам должно быть жаль. Но искренне ли этот порыв? Нет… Не искренен… Мы не сумели сделать всё сразу…

– Не думал, что увижу здесь кого-то ещё. – тяжело проговорил он, не смотря на отсутствующие боли и усталости.

– Наверное, нам приятно видеть живую душу… Наверное… Приятно… Нет. Не приятно… – Их голос даже не изменился, когда бессвязные противоречивые друг другу фразы продолжали исходить от них.

Они растягивали слова, будто сами были не уверены в их истинности. Они всё больше отходили от прежнего своего образа, становясь ещё более чем-то непонятным.

– Кстати о них… – Он развернулся несколько раз по сторонам, в надежде найти ещё кого-нибудь, но так и не нашел. – Где все? И что ещё важнее – где мы?

– Это то, что можно назвать «сном наяву». Красивый – возможно… Нет, не красивый… Последний, разумеется… И одновременно, вечный… Мы же, единственные из тех, кто остался на ногах, когда мы вошли в резонанс с Точкой. Единственные… заставшие… Как и Точка, которая показывает людям то, что они желают видеть…

– Значит Дисмас… – Он покачал головой, отгоняя эту мысль. – Получается это твой сон? Или… эм, сон Точки, скорее?

– И да, и нет. Мы и Точка – две части одной временной спонтанности. Мы отличны от неё также, как и соединены. С самого нашего рождения. Сон – простая органичная словесная конструкция человеческого языка, которой можно описать происходящее в твоём разуме. – На мгновение их лицо поднялось во время рассказа, но по окончанию, завяло подобно цветку.

– Да уж… – устало протянул Йоахим,