Насилие. Микросоциологическая теория - Рэндалл Коллинз

уже произошло разделение на антагонистические групповые идентичности. Если драка начинается между представителями противоборствующих групп, то к ним могут присоединяться их товарищи и размах столкновения увеличится. Именно так выглядит один из типичных сценариев перехода к насильственным действиям толп враждующих футбольных болельщиков (так называемых футбольных хулиганов, в особенности британских)[10]. Такая же ситуация провоцирует межэтническое насилие и другие проявления феномена, который Чарльз Тилли [Tilly 2003] называет «активацией границ» коллективных идентичностей. Но и это не является пресловутой войной всех против всех: ситуации, не слишком уместно именуемые «массовыми драками» (free-for-all), сторонним наблюдателям могут показаться хаотичными и неструктурированными, хотя в действительности им присуща достаточно сильная организованность. Именно этот момент позволяет отдельным лицам преодолевать всепроникающий страх, который удерживает большинство людей от участия в драках, и если бы драки не обладали основательной социальной организацией, массовое участие в них было бы невозможным.

Но даже в этих случаях не следует опрометчиво допускать, будто любые конфронтации между людьми, принадлежащими к враждебным группам, приводят к массовому участию в них. Оказавшиеся в чужом городе футбольные хулиганы, сталкиваясь с болельщиками местной команды, могут выкрикивать оскорбления, угрожать и даже вступать в небольшие стычки, выбегая навстречу противнику, а затем возвращаясь назад под прикрытие своих, но во многих случаях дело не превращается в полномасштабный «замес». Каталитический момент наступает не всегда: участники конфронтации с обеих сторон нередко довольствуются поиском отговорок, что в особенности характерно для случаев, когда одна из сторон находится в меньшинстве или даже когда численность противников равна, – мы с вами еще когда-нибудь расквитаемся, полагают в таких ситуациях их участники. У таких групп имеются устойчивые обычаи и предания, и этим мини-конфронтациям принадлежит в них значительное место: подобные ситуации любят обсуждать, вокруг них строятся ритуалы разговоров во время посиделок с выпивкой, когда участники группы переосмысливают события последних часов или дней, – противостояние при этом часто разрастается до размеров настоящей битвы или воспринимается как признак трусости другой стороны, которая не смогла продемонстрировать собственную крутизну и отступила (см. [King 2001], а также личное общение автора с Эриком Даннингом, март 2001 года). Группы, которые так или иначе участвуют в драках, выстраивают вокруг себя мифологию, преувеличивая количество таких инцидентов и собственные достижения в них, а одновременно преуменьшают собственную склонность уклоняться от большинства драк.

Еще одним очевидным исключением из «неконтагиозности» драк являются групповые дружеские поединки наподобие подушечных боев или бросания едой. Подушечные бои, происходящие по какому-нибудь радостному поводу (например, когда дети ночуют у кого-то в гостях), обычно разворачиваются по принципу «все против всех», что способствует атмосфере бурного веселья и усиливает ее, подразумевая крайнюю необычность этой ситуации, оформленной в виде исключительно удачной шутки. То обстоятельство, что в подушечном бою участвует много сторон, в значительной мере расширяет участие в действе, вовлекая всех в коллективное веселье. В этом смысле дружеские подушечные бои напоминают новогодние праздники или другие карнавальные мероприятия, когда можно беспорядочно бросаться серпантином в других людей и взрывать хлопушки. Точно так же поступают люди, которые в шутку обрызгивают друг друга водой в бассейне – по моим наблюдениям, это происходит в первые моменты после того, как компания знакомых заходит в воду, то есть вступает в пространство веселья. Тем не менее, если подобные действа приобретают совершенно грубую форму, они переходят в двухсторонний паттерн конфронтации. Например, во время подушечных боев, которые устраиваются в качестве развлечения в тюремных камерах, в наволочки часто заворачиваются книги или другие твердые предметы, в результате чего происходит эскалация: действо превращается в нападение на самую слабую жертву, которую легче всего сломить [O’Donnell, Edgar 1998a: 271]. Если обратиться к бросанию едой, то в тех случаях, когда это происходит в специальных местах типа столовых[11], люди разбрасывают пищу более или менее беспорядочно, не обращая внимания на то, на кого она попадет, – как правило, еда летит в направлении людей, сидящих на дальних стульях, а еще лучше – за дальними столами. В таких условиях бросание едой превращается в спонтанный способ развлечься, а заодно и оказывается формой мятежа против власти в тотальных институтах[12]. Кроме того, бросание едой можно наблюдать в американских средних школах, где этим занимаются во время обеда компании учеников, пользующихся популярностью среди товарищей. Однако в данном случае это не столько «массовая драка», сколько (гораздо чаще) одна из разновидностей флирта между юношами и девушками или дружеской игры с участием тех же самых учеников, которые делятся едой друг с другом в знак близкого характера своих отношений (см.: [Milner 2004: ch. 3]). Подведем небольшой итог: если мы наблюдаем драку по принципу «все против всех», то можно быть вполне уверенным, что это всего лишь игровое насилие, а не нечто серьезное; эмоциональная тональность в таких случаях не представляет собой сочетание конфронтационной напряженности и страха – каждый участник может понять, когда они присутствуют или отсутствуют.

Второй миф заключается в том, что драки занимают продолжительное время. В голливудских фильмах (не говоря уже о гонконгских картинах про кунг-фу и подобных приключенческих боевиках, снимаемых по всему миру) как рукопашные схватки, так и перестрелки длятся довольно долго. Их участники демонстрируют выносливость: они принимают на себя множество ударов, а затем дают сдачи, ломают столы, сносят полки с бутылками, отскакивают от стен, падают с балконов, с лестниц и наклонных поверхностей, на полном ходу запрыгивают в машины и другие средства передвижения и выскакивают из них. В эпизодах со стрельбой герои таких фильмов зачастую агрессивно преследуют соперника, совершают перебежки от одного укрытия к другому, иногда залихватски обходят противника – но ни в коем случае не отступают; злодеи, со своей стороны, возвращаются на сцену вновь и вновь – когда коварно и настороженно, а когда и с отъявленной дерзостью и ожесточением. В одном из эпизодов фильма «Индиана Джонс: В поисках утраченного ковчега» (1981) главный герой обменивается ударами с мускулистым негодяем в течение четырех минут, затем без промедления вскакивает на лошадь и в следующей сцене боевого экшена, продолжающейся восемь с половиной минут, преследует ускоряющийся грузовик и запрыгивает в него. На протяжении этих эпизодов Индиана Джонс убивает или «вырубает» пятнадцать противников, а заодно и еще семерых посторонних лиц, не участвующих в драках. Разумеется, художественное и реальное время – это разные вещи, но в большинстве кинофильмов и драматических постановок реальное время сжимается, чтобы скрыть скучные и рутинные моменты обыденной жизни, тогда как время боевых сцен увеличивается многократно. Данной иллюзии еще больше способствуют бои, инсценируемые ради развлечения. Боксерские поединки, как правило, организуются в виде