Насилие. Микросоциологическая теория - Рэндалл Коллинз

ситуации столкновения определяется напряженностью/страхом: то, каким образом осуществляется насилие (то есть преимущественно неумелые действия), продолжительность столкновения и склонность избегать вступления в драку, как только она становится непосредственной угрозой, и искать способы ее прекращения либо избегать участия в ней. От того, как мы справляемся с напряженностью/страхом, зависит, когда, в какой степени и в отношении кого состоится успешное применение насилия.

Напряженность/страх и уклонение от сражения во время войны

Наиболее масштабные свидетельства о страхе и его воздействиях были получены на примере поведения солдат в бою. С. Л. Э. Маршалл [Marshall 1947], автор важнейших работ по истории боевых действий армии США в центральной части Тихого океана в 1943 году и в Европе в 1944–1945 годах[3], проводивший опросы солдат сразу после боя, пришел к выводу, что в типовом случае лишь 15% военнослужащих фронтовых частей стреляли в бою из своего оружия, а в наиболее боеспособных подразделениях этот показатель достигал максимум 25%:

Когда [командир пехотного подразделения] вступает в сражение с противником, к реальным боевым действиям способны не более четверти его людей, если солдат не вынуждают к этому почти непреодолимые обстоятельства или же если все младшие командиры не будут постоянно понукать бойцов с конкретной задачей увеличить их огневую мощь. Оценка в 25% справедлива даже для хорошо обученных и обстрелянных солдат. Это означает, что остальные 75% не будут стрелять либо не станут упорно отстреливаться от противника и его действий. Эти люди способны сталкиваться лицом к лицу с опасностью, но не станут сражаться [Marshall 1947: 50, курсив добавлен].

Вот что пишет Маршалл далее:

Как удалось выяснить, огонь по позициям противника фактически вели в среднем не более 15% солдат… а если рассматривать все боевые действия, то данный показатель не превысит 20–25% от общего состава… В большинстве случаев боестолкновения происходили в полевых условиях или в движении, когда огонь могли вести не менее 80% бойцов, причем почти все они в тот или иной момент оперировали в пределах удовлетворительного огневого расстояния до действий противника. Едва ли хотя бы один из указанных боев имел случайный характер. По большей части это были важные локальные бои, в ходе которых действия отдельно взятой роты имели принципиальное значение для положения ряда более крупных соединений, причем сама эта рота испытывала серьезный натиск противника. В большинстве случаев ей удавалось добиться значительного успеха, хотя в отдельных эпизодах приходилось отступать назад и терпеть локальные поражения от огня противника…

В среднестатистической пехотной роте, имеющей опыт боевых действий, в течение одного типового дня тяжелых боев какой-либо вид оружия использовали в сражении примерно 15% от общей численности личного состава. В наиболее напористых пехотных ротах, которые находились под максимально интенсивным давлением, этот показатель редко превышал 25% от общей численности личного состава с начала и до конца сражения… Кроме того, солдату не требовалось постоянно вести огонь, чтобы считаться активным бойцом. Положительную характеристику он получал уже в том случае, если хотя бы раз или два раза выстрелил из винтовки, пусть даже и не целился в какую-то конкретную мишень, или швырял гранату примерно в ту сторону, где находился неприятель… Ни особенности местности, ни тактическая обстановка, ни даже характер противника и точность его стрельбы, похоже, не оказывали почти никакого влияния на соотношение между активными бойцами и теми, кто не стрелял. Тот или иной боевой опыт, полученный в ходе трех или четырех кампаний, также, вопреки ожиданиям, не способствовал сколько-нибудь принципиальным изменениям. По-видимому, все эти результаты указывают на то, что потолок эффективности бойцов был обусловлен некой константой, заложенной в самой природе солдат, – либо, быть может, нашей неспособностью понять эту природу настолько глубоко, чтобы применить должные коррективы [Marshall 1947: 54, 56–57].

Доля солдат, которые ведут огонь, повышается, если в непосредственной близости от бойца находится командир, требующий от него стрелять. Однако, по замечанию Маршалла, большинство военнослужащих младшего командного состава не могут долго перемещаться взад-вперед по линии огня, давая своим людям пинка, чтобы те использовали оружие по назначению» [Marshall 1947: 57–58]. В процессе постоянного перемещения этот сержант или старшина не только может быть убит, но и, скорее всего, сам попытается стрелять из своего оружия, чтобы дать отпор противнику, а также будет «поддерживать и подбадривать тех относительно немногих сохраняющих присутствие духа солдат, которые активно участвуют в бою».

Если исходить из картины, представленной Маршаллом, то все боевые действия осуществляются лишь небольшой частью солдат с обеих сторон – этот феномен я буду называть СЛЭМ-эффектом (аббревиатура по инициалам Сэмюела Лаймана Этвуда Маршалла). Но и эти солдаты не обязательно действуют результативно – большинство их выстрелов не попадают в цель. Чем же заняты остальные? В той или иной степени, боевая обстановка лишает их способности действовать. Вот для примера описанный очевидцем случай, который имел место, когда американские войска в 1900 году вошли в Пекин во время Боксерского восстания:

Какой-то китайский солдат перескочил через изгородь и стал по нам палить – так быстро, что только и успевал заряжать ружье. Один человек из Четырнадцатого пехотного указал на него Апхэму с пронзительным криком: «Вот он! Стреляй в него! Стреляй в него!» Я спросил этого солдата, почему бы ему самому не сделать хотя бы выстрел. Но вместо ответа тот продолжал подпрыгивать с криками «Стреляй в него!» [Preston 2000: 243–244].

В итоге огонь открыл именно Апхэм, попав в китайского солдата с третьего выстрела.

Иногда солдаты бегут с поля боя. Обычно такие действия почти невозможно скрыть, и они считаются крайне позорными, за исключением ситуаций, когда в панике отступает все подразделение – в таком случае каждый солдат по отдельности, скорее всего, получит прощение. Полномасштабные панические отступления могут играть важную роль в решающих сражениях, однако не они являются наиболее распространенной формой обессиливающего страха в бою. Если солдат бежит с поля сражения по собственной инициативе, то он получит клеймо труса, однако на другие разновидности страха сослуживцы в целом смотрят сквозь пальцы. Бегство, в особенности без соучастия товарищей, воспринимается как поступок, символизирующий постыдный страх, однако именно это единственное действие и стяжает на себя все бесчестье, что позволяет прочим проявлениям страха сохранять видимость приличия или по меньшей мере оставаться незамеченными. Например, не так уж редко в бою происходит потеря контроля над сфинктерными мышцами, приводящая к тому, что солдат делает в штаны по-малому или по-большому [Holmes 1985: 205; Stouffer et al. 1949, vol. 2; Dollard 1944; Grossman