Насилие. Микросоциологическая теория - Рэндалл Коллинз

– все это способы использования насилия в виде драматического развлечения и придания статуса лицам, которые способны их осуществить. Возможно, именно здесь заключается причина того, почему тяга к насилию существует не только в развлечениях, но и в реальной жизни. В сравнении с этим огромная масса уродливого насилия, наблюдаемого в виде наступательной паники и нападения на слабых, отступает на задний план культурного сознания.

Глава 7

Насилие как забава и развлечение

Конфронтационная напряженность и страх заставляют большинство людей на протяжении большей части времени избегать реального опыта насилия, а когда они оказываются в насильственных ситуациях, эти же факторы способствуют неумелым действиям. Мы проследили ряд позволяющих обойти эти препятствия траекторий, которые выступают способами преодоления конфронтационной напряженности/страха. Основных пути два. Первый – нападение на слабую жертву, которое можно осуществить различными способами, и самый эффектный из них – наступательная паника. Второй путь заключается в том, чтобы поместить насилие в рамки некоего защищенного анклава, устроенного и организованного таким образом, что насилие оказывается ограниченным или по меньшей мере принимающим предсказуемые формы, а на место социальной напряженности противостояния приходит коллективный интерес к какому-то другому аспекту ситуации. У этого пути существует несколько подвариантов. В предыдущей главе мы рассмотрели постановочные честные поединки, где ключевой момент в замещении напряженности чем-то иным заключается в том, что участники такой схватки воспринимаются в качестве элиты и в собственных глазах, и в глазах своей аудитории; членство в этом элитном сообществе превращается в перевешивающий все остальные аспекты ситуационный интерес, связывающий участников поединка друг с другом и ослабляющий напряженность и страх. Тем не менее, как мы могли убедиться на примере дуэлей, эти состояния сохраняются, провоцируя неумелые действия. Принципиальный разрыв вовлеченности во взаимодействие никуда не исчезает – подобно возвращению вытесненного в подсознание, он влияет на картину насилия даже в защищенных анклавах. Еще один подвариант второй траектории – вендетта, где насильственная конфронтация ограничена рядом взаимных ходов, распределенных во времени. Без социальной организации и поддержки постановочные и сбалансированные поединки могут сами превращаться в отдельную разновидность нападения на слабых с использованием мгновенного превосходства в оружии.

В этой и следующей главе будет рассмотрен еще один подвариант – конструируемое в повседневном режиме насилие, которое воспринимается как праздник, как акт коллективного удовольствия, что придает ему масштабную легитимацию. Отдельные проявления этого насилия можно считать постановочными, однако они не обязательно представляют собой честные поединки. Характерный для них механизм не предполагает, что участники схватки демонстрируют свою принадлежность к элите перед восхищенной толпой – именно так выглядит ключевая особенность, заставляющая заботиться о честности, – напротив, здесь происходит массовое участие в действе самой толпы. «Моральные каникулы», сопровождающиеся мародерством и традиционализированным вандализмом (например, розыгрыши на Хэллоуин), имеют оттенок эгалитарных сатурналий; в местах гулянок возникает разделяемая всеми присутствующими атмосфера буйства, которую насилие доводит до пика. Аналогичным образом различные виды насилия во время спортивных и развлекательных мероприятий и вокруг них появляются по мере того, как происходит эмоциональное вовлечение толпы в постановку зрелища, а его непосредственные участники под воздействием импульса искусственных конфликтов переходят к ограниченному (пусть и в формальном смысле неправомерному) насилию в те моменты, которые соответствуют драматургии действа.

Эти коллективно сконструированные ситуации воспринимаются в качестве анклавов, отделенных от обычной социальной жизни, искусственных и не вполне реальных; при этом случаи насилия проистекают из общей вовлеченности в приподнятую эмоциональную атмосферу. Используя терминологию Дюркгейма, это насилие коллективного бурления (collective effervescence)[1] и его массовой солидарности. Когда и как происходит насилие в этих искусственных анклавах? В разгар бурной вечеринки или в каком-нибудь месте, где можно предаваться разгулу, драки вспыхивают не каждый момент. Как будет показано ниже, даже когда гуляки совершенно пьяны, частота насильственных инцидентов резко ограничена. Вопрос о том, когда они происходят, необходимо исследовать, более пристально направив социологический микроскоп на контуры ситуации.

«Моральные каникулы»

Понятие «моральные каникулы» является классическим термином для описания коллективного поведения. Оно предполагает вре́менное нарушение нормального социального контроля, когда силы правопорядка отсутствуют или игнорируются либо толпа проявляет к ним активное пренебрежение. Большинство людей в большинстве случаев следуют конвенциям поведения на публике, которые Гоффман определяет как поддержание привычных манер поведения и соблюдения субординации, благодаря чему перед полицией стоит узкая задача – пресекать отдельные нарушения. Однако в ситуации «моральных каникул» у толпы как целого происходит активизация коллективного сознания, противостоящего этим ограничениям, и власти (если они вообще присутствуют) не справляются с этой ситуацией. «Моральные каникулы» представляют собой некую свободную территорию во времени и пространстве, выступающую в качестве того случая и того места, где преобладает ощущение, что повседневные ограничения сняты; люди чувствуют себя под защитой толпы и воодушевлены на совершение действий, которые обычно запрещены. Зачастую возникает атмосфера праздника или по меньшей мере приподнятого настроения – это пьянящее чувство вступления в особую – отдельную и необычную – реальность, где можно не слишком задумываться о будущем и не опасаться быть призванным к ответу[2].

«Моральные каникулы» могут временно нарушать целый ряд обычных ограничений – на насилие, на уважительное отношение к чужой собственности, – дозволяя грабежи, вандализм и уничтожение материальных ценностей. Одновременно снимаются привычные ограничения для поведения: можно кричать, устраивать шум, а порой и совершать демонстративные сексуальные действия. Иногда это просто нарушение привычных ограничений, действующих в общественных местах (например, нельзя стоять толпой на улице). Не обязательно нарушать все ограничения сразу, поэтому в ситуации «моральных каникул», как правило, происходят отдельные виды нарушений. Для этих действий, отвергающих привычную мораль, обычно характерна определенная последовательность этапов.

Значительную часть этого репертуара демонстрирует следующий пример, основанный на одном из студенческих отчетов. В феврале 2002 года на Саут-стрит в Филадельфии, где компактно расположены контркультурные магазины и бары, происходило празднование Марди Гра, ныне ставшее привычным событием[3]. Из-за движения автомобилей на улице возникла пробка, пешеходы заполонили тротуары и шли посреди машин, несмотря на усилия полицейских разделить два потока при помощи заграждений. В конечном итоге полиция сдалась и перестала пропускать машины на улицу. Некоторые мужчины несли бусы для празднования Марди Гра и предлагали их женщинам в обмен на то, что те «засветят» свою грудь, хотя в тот момент мало кто из женщин на это решался (о новоорлеанской версии этого ритуала см.: [Shrum, Kilburn 1996]). Ранним вечером в толпе присутствовали в основном несовершеннолетние, а взрослые выпивали в барах, но по мере того, как толпа захватывала улицу, люди из баров присоединялись к толчее. Один наблюдатель видел две кулачных драки – в одной участвовали