Крестный путь патриарха. Жизнь и церковное служение патриарха Московского и всея Руси Сергия (Страгородского) - Михаил Иванович Одинцов

блондинка и пожилая женщина в черном платье, похожая на монахиню. Франтоватый молодой человек с усиками, похожий на Александра Введенского, и другой молодой человек с рыжей бородой и с безумными блуждающими глазами, от которого пахло водкой, хлопотали возле багажа. То была семья обновленческого первоиерарха.

В вагоне, куда они вошли, уже находились попутчики: несколько скромно одетых людей – руководители баптистской церкви страны и такой же скромный бородатый человек – старообрядческий архиепископ Московский и всея Руси Иринарх (Парфенов).

Едва уселись по местам – в дверях опять суматоха, занесли чьи-то вещи, кто-то громко говорил около вагона. Открылись двери, и в сопровождении нескольких человек вошел среднего роста старик с седой окладистой бородой, в золотом пенсне, одетый в рясу и монашескую скуфейку.

– Какая встреча! – бросился к нему митрополит Александр.

Улыбнувшись, митрополит Сергий, а это был он, промолвил:

– Да уж, встреча!

Последний раз они виделись осенью 1922 г. Тогда Введенский был преуспевающим молодым протоиереем, заместителем председателя обновленческого Высшего церковного управления, а «старик» являлся членом этого управления. Теперь Введенский – не молодой и не такой уж преуспевающий – был первоиерархом Обновленческой церкви, а вошедший носил титул патриаршего местоблюстителя Русской православной церкви. Рядом с Сергием стоял петроградский товарищ юношеских лет Введенского – митрополит Киевский Николай (Ярушевич). Всем им теперь предстоял совместный долгий путь в неизвестность.

Наконец в 16:40 состав медленно отошел от перрона вокзала. За окнами продолжалась московская жизнь, а в вагоне уже думали о том, каков будет путь к конечному пункту и как скоро они туда доберутся. На перроне кто-то махал платком и утирал слезы, слышались возгласы прощания. Проплывали в окне военные, железнодорожники, обыватели… и никто не обращал внимания, никто не мог и догадаться, что поезд увозил на Восток руководителей религиозных организаций СССР.

Медленно, лишь иногда набирая скорость, состав шел с частыми остановками по Подмосковью. Один из участников переезда протоиерей А. П. Смирнов вспоминал впоследствии:

«Москва скрылась из глаз… Поезд пробегает дачные места… Задерживается долго в Раменском. На горизонте ежеминутно вспыхивают зарницы заградительного огня. В памяти оживают сообщения о бомбежке немцами многих пассажирских поездов…

Темная ночь. Приближаемся к Коломне. Близко Москва-река. Поезд идет по высокой насыпи. Допуская возможность присутствия во тьме врагов – диверсантов и десантников, поезд идет этим местом тихо, как бы шагом, и перед мостом через Москва-реку останавливается. Охрана, сопровождающая поезд, отправляется на разведку, и, наконец, поезд переходит на быстрый ход»[308].

Но тревожны были не только внешние обстоятельства продвижения состава. В ночь на 16 октября Сергию внезапно стало плохо: температура подскочила почти до 40 градусов, он бредил. В ожидании худшего больного причастили. Митрополит Николай, бывший в эти напряженные минуты рядом с Сергием, передавал потом слова митрополита: «Я готов к смерти. Да будет воля Божия во всем». Впервые тогда в вагоне прошелестело в воздухе имя возможного преемника митрополита Сергия – Алексий… митрополит Ленинградский.

Однако через день болезнь так же неожиданно отступила. Когда эшелон стоял в Пензе, приходил военный врач, осмотрел митрополита и сказал, что его здоровье опасений не вызывает и он может следовать далее. Понемногу успокоились и бывшие рядом с митрополитом Сергием люди. Но все же решено было испросить у властей разрешения изменить конечную точку маршрута на не столь отдаленный пункт. Был предложен Ульяновск, может, то была инициатива протоиерея Александра Смирнова, уроженца Симбирской губернии.

Поздно ночью 19 октября 1941 г., в воскресенье, эшелон наконец-то прибыл в Ульяновск, в то время небольшой приволжский провинциальный городок Куйбышевской области, принявший и продолжавший принимать тысячи и тысячи эвакуированных. Здесь практически не было заводов и фабрик, а для жителей по-прежнему диковинкой оставался автомобиль. Но с появлением эвакуированных заводов и учреждений, множества новых людей жизнь этого города резко преобразилась.

Городские власти, всего за пару дней получившие срочную телеграмму о направлении в Ульяновск эвакуируемых руководителей религиозных центров, судорожно искали для них хоть какие-то помещения. Город, являвшийся в то время одним из главных пунктов эвакуации, был переполнен предприятиями, организациями, учебными заведениями, работниками наркоматов и учреждений, воинских подразделений из Ленинграда и Москвы, Украины и Белоруссии, центральных областей России… Руководство горисполкома, ссылаясь на отсутствие открытых церквей и молитвенных домов, заикнулось было о «продвижении чуть далее» Ульяновска религиозных деятелей, но понимания не встретило и должно было озаботиться их размещением. Правда, представители евангельских христиан и Старообрядческой церкви не докучали властям, заявив, что найдут приют у своих единоверцев. Достаточно быстро съехали на частную квартиру и представители Обновленческой церкви[309].

Ульяновск. Обновленческие архиереи в эвакуации 1942-1943

[Из открытых источников]

Из воспоминаний заместителя председателя Ульяновского горсовета И. М. Солнцева

(записаны краеведом А. Блохинцевым)

«Когда Солнцев вошел в кабинет, то Погоняев (председатель президиума Ульяновского горсовета) страшно матерился, ходя по кабинету. В кабинете сидел полковник, вероятно, из госбезопасности. Погоняев возмущенно говорил, что ко всему тому, что разместили в городе, надо еще разместить “этих длинноволосых”, т. е. попов, а вернее, наместника патриарха с его синклитом. Нужно было открыть три закрытые церкви. Все это было поручено Солнцеву. Он поехал рассматривать помещения бывших церквей. На улице Водников, где был когда-то польский костел, на Куликовку и на кладбище, где была церковь (она и ныне есть). На улице Водников в здании было размещено общежитие завода Володарского, на Куликовке – ремонтная мастерская ПриВО по ремонту оборудования. Туда привозили обмундирование с раненых, залитое кровью. Там его выстирывали и ремонтировали. Кладбищенская церковь была пустая, свободная. Иконы, иконостасы, ризы и прочая церковная утварь находилась в складе горфо во дворе горисполкома на ул. Толстого. В течение суток нужно было освободить помещение на ул. Водников и на Куликовке. Особое сопротивление оказал при этом директор завода Володарского Елян. Его Солнцев вызвал к себе в горсовет, т. к. по телефону об этом говорить было невозможно. Елян приехал, но узнав суть дела – вспыхнул и не хотел выполнять указание о передислокации общежития (там было очень грязно, нары до потолка). Елян пошел к Гребню [первый секретарь ульяновского горкома ВКП(б)]. Последний вызвал Погоняева и Солнцева. После жесткого разговора Елян ушел и затем выполнил указание. Общежитие было перевезено, куда – Солнцев не знает. Мастерская по ремонту оборудования так же была переведена. Нужно было срочно эти помещения привести в порядок и передать церкви. Представителем наместника патриарха являлся какой-то гражданин с бородкой клинышком [очевидно, протоиерей Н. Колчицкий. – М. О.]. Подмышкой он носил портфель. С помощью 5-го треста помещения быстро были приведены в порядок и переданы в ведение этого гражданина. Ему же были выданы из склада горфо