Том 8. Литературная критика и публицистика - Генрих Манн

В Германии очень редко и мало говорят о киноискусстве, чаще заходит речь о кинопромышленности; разница заключается в том, что кинопромышленность отвечает за свою продукцию только перед своими акционерами; искусство же несет ответственность за выпущенные фильмы как перед своими современниками, так и перед самыми далекими потомками. Искусство должно воспитывать народ, не отвлекать его от насущных задач, научить его видеть и слышать. Искусство не продажно. Искусство, серьезно относящееся к своей миссии, стремится научить свой народ думать, мыслить, творить.

II

СОЗДАНИЕ ФИЛЬМА

Когда пропагандисты немецкой кинопромышленности хотят сказать писателям что-нибудь неприятное, они говорят, что мы хотим «олитературить» фильм. Но фильмы и без участия писателей слишком «литературны», хотя это их свойство и не бросается в глаза. При этом кинопромышленники не стараются донести до зрителя лучшие романы, напечатанные в журналах, лучшие новеллы, стоящие на полках книжных магазинов. Эти романы и новеллы обычно снабжены иллюстрациями, — заставьте эти иллюстрации двигаться, и вы получите обычный художественный фильм.

А знаменитые «боевики», полнометражные художественные фильмы, разве они создаются по внутреннему побуждению режиссеров, по законам киноискусства, а не на основе спорных с литературной точки зрения и зачастую вредных литературных представлений? К мыслям, которые хотят внедрить, к убеждениям, которые хотят распространить, пристегивают содержание фильма.

Нам здесь показали «Последние дни Санкт-Петербурга». Я всей душой поверил в этот фильм, созданный без тенденции, без искусственного пристегивания. Как жаль, что это русский фильм, а не наш, немецкий. Подавленные величием колоссальных памятников, идут по Петербургу двое — два маленьких, несчастных человеческих существа. Это не надумано, а глубоко прочувствовано. И вот мы видим, как постепенно эти маленькие человеческие существа вырастают все больше и больше, как грандиозные статуи, символы власти, освященной традициями, отходят на задний план, а на передний выступают люди. Постановщик добился этого эффекта исключительно тем, что следовал истине и правдиво изображал человеческие мысли и переживания. Он дал волю своим чувствам, они привели его к цели. Ему не нужны были актеры ни рядовые, ни знаменитые. Он заставил играть народ или, вернее, воспроизвел кусок жизни и заставил людей снова пережить все, однажды уже пережитое. Естественно, что фильм получился правдивым. Чувствуется, что режиссер стоял у киноаппарата и ждал, пока покажется настоящее лицо того или иного персонажа, — только тогда он давал сигнал к съемке.

Я бы не знал всего этого, если бы не говорил с Пудовкиным, режиссером фильма, показанного Национальному кинематографическому обществу в Капитолии. Пудовкин «крутил» картину «Последние дни Санкт-Петербурга». Казалось бы, обыкновенный, ничем не замечательный фильм. Но мы увидели, что Пудовкин — поэт, посвященный в тайны человеческой души, мечтатель, претворяющий мечты в жизнь. Он показывает людей такими, какими они должны быть.

Люди никогда не думали, что они могут быть такими, не позволяли себе быть такими — сильными, исполненными больших и волнующих чувств. История сохранила нам имена таких людей, и не только русских. Но впечатление от русского фильма слишком сильно для нас. Он зовет к сопротивлению.

Исключительно правдивые, волнующие, независимые от всяких тенденций фильмы стали теперь достоянием русского народа, так же как независимая музыка Бетховена является достоянием немецкого народа. Большая заслуга русских кинорежиссеров состоит в том, что они сумели этого добиться. Каждый должен помнить, что он пережил, и должен научиться сохранить эти переживания для потомства, не обманывая ни себя, ни других. Нам гораздо важнее создавать пусть еще слабые, но правдивые немецкие фильмы, чем демонстрировать самые лучшие русские. Нужно правдиво изобразить современную немецкую жизнь, становление буржуазной республики, ее общественное и духовное развитие, ее положение на грани между прошлым, ставшим традицией, и будущим.

Нужно правдиво показать переживания и чувства большинства народа, не считаясь с тем, понравится ли это меньшинству.

Это не сложно. Для этого достаточно простой любви к истине. Не нужно никакой философии. У кого хватит совести изобразить с точки зрения меньшинства все то, что большинство народа пережило в определенный исторический период, все то, что еще так свежо в памяти. Нельзя навязать народу героев, которых он не уважает, чувства, которые ему чужды! Простая объективность не позволит это сделать. Легче всего приучить массы к халтуре, а потом утверждать, что они не поймут ничего лучшего.

В основном у нас экранизируют литературные произведения второго и третьего сорта. Это, конечно, тоже литература. Но не следует утверждать, что народу она ближе и понятнее, чем творения подлинных художников. Такие литературные произведения неполноценны. Используют же их для кино только потому, что неполноценная литература легче поддается социальной фальсификации. Исключение представляют некоторые фильмы, например «Ткачи».

Но почему кино должно ограничиваться литературными произведениями? Кинорежиссер может создать значительно лучший фильм на материале, взятом непосредственно из жизни, не прошедшем через литературу, — если, конечно, у него хватит способностей. У нас есть такие режиссеры. Они хотят изобразить нашу жизнь, самую ее сущность, живых людей в атмосфере их чувств. Дайте им возможность это сделать. Русские доказали, что это осуществимо.

МОГИЛЫ ДУХА ОТВЕРЗАЮТСЯ

Дух был для прежних поколений тем же, чем будет для последующих: он направлял и будет направлять человека к целям, возвышающимся над материей, к идеальным целям, нравственным целям. Человек знает, что ему нужно сделать. Если он не выполнил положенного, значит это слабость и собственная совесть ему мстит. Привыкши к претензиям собственной совести, ты ждешь и от мира, чтобы он подчинялся велениям духа, а не одним только требованиям его вещественности. Ограбление слабых, безнаказанность насилия, бесправие, торжествующее бесчинство — все это невыносимо и, пожалуй, даже иррационально для живой совести. Совесть как мировой дух ощущается даже в истории, на нее ссылаются потомки.

Так было и так будет. Нам самим дано выбирать — жить ли нам в эпоху, свободную от духовного закона, или такового придерживаться. И, между прочим, мы великолепно его придерживаемся.

Например, куда мы ни кинем взгляд, везде сидят в тюрьмах люди, о которых мы точно знаем, что они не заслуживают такой участи. Каждый это знает. Это знают судьи, которые отправили их туда. Это знает департамент юстиции, хотя и не отзывает пострадавших из мест заключения. Это отлично знает и та часть прессы, которая утверждает обратное, и та, которая молчит. Все, кто изо дня в день обедают,