Том 8. Литературная критика и публицистика - Генрих Манн

этом мире люди не так-то легко вознаграждают даже самую высокую добродетель. У жизни свои законы. Люди желают услышать каждую истину в свое время, не позже, но и не раньше. Люди не прощают писателю ни высокомерия, ни строгих наставлений. Писатель должен улучить именно ту минуту, когда общество готово вступить на путь истины. А пока он разделяет с ним все, даже его заблуждения. Только при этом условии общество добровольно приобщается к духовным ценностям. Оно нуждается в философии умеренности — этой разумной добродетели.

Француз Анатоль Франс был одним из лучших писателей века. Подобно Томасу Манну, он был осыпан почестями, а на склоне жизни удостоен Нобелевской премии. Ему было тогда уже восемьдесят лет. Он не получил премии раньше, ибо не почитал добродетелью разумную умеренность. Ему дали ее в конце концов потому, что наряду с высокими нравственными добродетелями Франс обладал еще и необычайно важной светской добродетелью: успехом.

Успех не банальный. В связи с Анатолем Франсом или Томасом Манном о таком успехе и речи не может быть. Суть не в том, что такой-то писатель импонирует читателям, что его любят, а он веселит или трогает их; что он потакает их страстям и вообще только то и делает что очаровывает и искушает род человеческий. Таким успехом переполнены мирские будни, он преходящ, и не его венчают лавровым венком.

Я имею в виду высокий успех. Тот высокий успех, когда некто привносит в толпу идеи разума, морали, эстетический вкус, короче — все то, что иначе было бы уделом лишь избранных. Высокий успех — это соучастие многих в труде взыскательном и по природе своей, право же, индивидуальном. Сделать духовное широкодоступным — это и есть высокий успех.

И вот такого рода успех вознагражден. Томас Манн получил премию, и получил ее в расцвете творческих и жизненных сил. На что награда отжившему старцу! В этом году Нобелевская премия в области литературы — это двести тысяч марок. Для большинства европейских стран это вполне приличное состояние. Писателя, который и без этого признан, премия причисляет к рангу богатых. Быть по сему! Пусть эта Нобелевская премия послужит доказательством того, что деньги даже и сегодня зарабатывают не только промышленники и дельцы. Литература искони была и сейчас остается силой; сила же согласно вселенской мудрости — это деньги, следовательно деньги идут по своему назначению.

Вечно будут жить на земле писатели — властители человечества, — которые приносят ему в дар будущее и настоящее, крылатую мечту и трезвое понимание будничных нужд.

Томас Манн получил сегодня Нобелевскую премию.

ДУХОВНЫЕ ИНТЕРЕСЫ{199}

Доклад

ременами раздаются жалобы, что люди мало читают. Я всегда удивляюсь, когда слышу это. Ведь в действительности публика читает гораздо больше — если говорить не об отдельных людях, а о массе. Книги проникли гораздо глубже в гущу народа, чем прежде. Хорошие романы и жизнеописания читаются сегодня и в тех кругах, которым прежде были по душе лишь десятипфенниговые книжонки. Выдающиеся произведения издаются ныне массовыми тиражами, неслыханными ранее. Если «На западном фронте без перемен»{200} и «Будденброки»{201} смогли выйти недавно в одной только Германии тиражом в миллион экземпляров, то дело это прежде всего результат улучшения пропаганды; но важнее всего то обстоятельство, что в современном обществе все сословия без различия участвуют в общественной жизни. Литература бесспорно неотделима от общественной жизни. Тот, кто хочет принять участие в дебатах, в выборах, настоять на своем мнении, должен обязательно читать, иначе он будет неполноценным членом общества.

Вместе с тем это обстоятельство очень хорошо известно и авторам. Они сознают, что сегодня они обращаются к общественности, а не только к более или менее значительному кругу частных лиц. Поэтому они многократно обсуждают не вопросы, имеющие частное значение, а проблемы, которые вызывают сегодня или могут вызвать завтра всеобщий интерес. Именно этим объясняется появление военных романов, а также биографий тех людей, чья жизнь способна служить образцом и дает нам в нашем несколько запутанном положении возможность извлечь те или иные уроки.

Для того чтобы мы, писатели, могли влиять на других, нам необходимо прежде всего высокое мастерство. Самые настойчивые попытки разрешить вопросы, интересующие многих, оказываются бесплодными, если автор по-настоящему не прочувствовал то, о чем хочет писать, не воссоздал эту тему в своем воображении, не явил ее пред нами неповторимыми средствами своего искусства. Но если автор хочет считаться не только с современным ему светским обществом, но и с будущими читателями, с потомством, — о, тогда его мастерство должно быть особенно могучим и совершенным. Не надо забывать, что в книгах в конечном счете самое важное — мастерство. Актуальность проходит, мастерство остается. На протяжении тридцати лет изменились даже преобладающие человеческие типы, и ни один человек сейчас точно не знает, какова была действительность. Она нам кажется такой, какой ее представил сильнейший из нас.

Существуют самые различные методы, чтобы нарисовать картину переживаемого нами времени, дать так почувствовать смысл событий, как мы сами их ощущаем, и показать, что за люди живут сейчас: кто ты, кто я. Ведь именно в этом цель всех романов, всех жизнеописаний: мы хотим узнать, что мы собой представляем. Литература обретает свое особое значение только потому, что стремится объяснить или выявить не единичное, не частное в природе и обществе, а каждый раз заново открывает самого человека.

Чрезвычайно эффективна удачная хроника. Роман такого рода претендует как на полноту, так и на достоверность. События, действительно имевшие место, в общем и целом не преувеличиваются в нем и не ослабляются, персонажи не приукрашиваются, не искажаются. И если все же события оказываются преувеличенными и ослабленными, а персонажи приукрашенными или искаженными, — автор делает это не намеренно. Притом персонажи и события не вполне совпадают с теми, что были отмечены в хронике дня, — они имеют фигуральный смысл. Этот результат во всяком случае удивителен. Вместо исторических событий найдена параллель, которая, однако, может быть столь же историчной при условии, если читатель разделяет взгляды и убеждения автора. Простая случайность, что исторической действительностью является не эта параллель, а нечто иное. Она тем не менее остается правильной. Она полностью соответствует тому, что пережито если не всеми, то отдельными очевидцами, — причем не обязательно подразумевать именно этот конкретный случай. С другой стороны, люди принадлежат