История войны 1814 года во Франции - Модест Иванович Богданович

мрачную безнадежность. Затем, когда было упомянуто, что Наполеон должен отказаться от титулов короля италийского и проч., французский министр, не сделав никакого возражения, сказал: «Il est naturel qu’en perdant les droits on perd les titres» («Весьма естественно, что с потерей прав теряют титулы»). Уполномоченный Франции, не решаясь, однако же, ни принять предложенные условия, ни отвечать на них отказом и надеясь в продолжение дня получить от Наполеона определительные инструкции, сказал, что, по важности сообщенных ему предложений, он не может непосредственно отвечать на них, и потому желал бы, чтобы совещание было отложено.

Уполномоченные союзных дворов, изъявив согласие на желание представителя Франции, вместе с ним положили снова собраться того же дня, в девять с половиной часов вечера.

По возобновлении совещания в условленное время Коленкур просил внести в протокол, что французское правительство для достижения мира готово на самые большие пожертвования, несмотря на то, что требования, сделанные сегодня от имени союзных держав, весьма далеки от условий, ими самими предложенных во Франкфурте и основанных на признанных ими естественных границах Франции, весьма далеки от объявлений, сделанных всеми державами пред лицом Европы, весьма далеки от степени, которую всегда занимала Франция в общей политической системе, – основания, упоминаемого союзными уполномоченными даже в их сегодняшних предложениях. Когда Коленкур напомнил о франкфуртских условиях, граф Разумовский отвечал, что о них не сказано ни слова в инструкциях, данных уполномоченным союзных держав; граф Стадион как будто бы усомнился в существовании таких условий, а лорд Эбердин старался отклонить всякое суждение о них как не принадлежащее к предметам совещаний конгресса. Все союзные уполномоченные восстали на представителя Франции, говоря, что напрасно было возбуждать такие вопросы, что дело шло не о франкфуртских, а о шатильонских условиях, и требовали решительного ответа на свои предложения. Напрасно французский министр, обратясь к лорду Эбердину (в котором надеялся найти наибольшее сочувствие к своему тягостному положению), желал узнать, могло ли согласие Франции на требуемые условия послужить к немедленному заключению перемирия. Эбердин на основании соглашения между союзными уполномоченными, уклонясь от частных сообщений Коленкура, дал ему почувствовать, что враждебные действия могли быть прекращены безусловным и безотлагательным согласием французского правительства на требования союзников не иначе как после ратификации условий союзными монархами. Затем Коленкур просил сообщить ему о всех без исключения уступках, требуемых от Франции, с означением, кому достанутся отделяемые от нее земли, а равно – возможно ли будет в случае принятия французским правительством этих условий тотчас положить конец бедствиям войны.

Уполномоченные союзных держав, выслушав замечания французского министра, приняли их для доклада своим государям22.

Таким образом, Коленкур достиг своей цели, не дав решительного ответа на требования союзников. Но он был озабочен, с одной стороны тем, что союзные уполномоченные не торопились достигнуть положительных результатов, а с другой – необычайной сговорчивостью Наполеона, заставлявшей французского министра полагать, что для спасения империи надлежало заключить мир как можно скорее23. Волнуемый сомнениями, Коленкур обратился к Меттерниху, прося его содействовать прекращению войны неотлагательным миром. «Мы не отказываемся, – писал он, – ни от какой приличной уступки, мы желаем только знать все пожертвования, которых от нас требуют, в чью пользу мы должны их сделать и можем ли быть уверены купить ценой их немедленное прекращение войны… Не можете ли вы приехать сюда с Г. Нессельроде часа на три к лорду Кестельри? Достойно было бы вполне характера австрийского императора и сердца отца нашей государыни позволить вам совершить это путешествие, которое могло бы положить предел борьбе, не имеющей цели и стоящей столько слез человечеству»24.

Вслед за тем Коленкур получил от Маре письмо, успокоившее его на счет состояния французской армии. Тем не менее, однако же, французский министр, не вполне доверяя этому известию, снова отнесся к князю Меттерниху, изъявляя свою готовность согласиться на ограничение Франции древними пределами и на сдачу некоторых из уступленных крепостей, если немедленно последует перемирие25. Письмо это было важной ошибкой старого дипломата: оно впоследствии дало возможность уполномоченным союзных держав сослаться на условное предложение Коленкура как на формальное согласие представителя Франции. И к тому же напрасно он, выказывая уступчивость, надеялся замедлить наступление Главной союзной армии и выиграть время; напротив того, подобный способ действий мог побудить коалицию к большей настойчивости.

29 января (10 февраля) союзные уполномоченные сообщили французскому министру ноту следующего содержания:

«Нижеподписавшиеся уполномоченные союзных дворов получили от Е. С. уполномоченного России объявление:

Что Е. В. российский император, признав нужным войти в соглашение с государями, своими союзниками, на счет шатильонских совещаний, повелел своему уполномоченному изъявить желание Его Величества, чтобы совещания были приостановлены до присылки дальнейших инструкций.

Нижеподписавшиеся имеют честь сообщить о том Г. уполномоченному Франции, предупреждая, что совещания будут прекращены только на самый короткий срок. Они поспешат уведомить Г. уполномоченного о времени, когда они получат возможность возобновить их»26.

Неожиданное прервание переговоров весьма оскорбило Коленкура, но ему не оставалось ничего более, как протестовать против решения, принятого уполномоченными союзных держав. Изъявив крайнее удивление тому, что они сочли желание одного из союзных дворов достаточной причиной для отсрочки дальнейших переговоров, французский министр заметил, что, отстаивая свои собственные права, он защищает права всех держав, участвующих в конгрессе27.

Тогда же он послал донесение Наполеону о прервании переговоров, извещая его, вместе с тем, что, по собранным им сведениям, между союзными уполномоченными возникли несогласия28. Действительно, все они, кроме графа Разумовского, полагали, что с принятием границ 1792 года французское правительство устраняло повод к дальнейшим враждебным действиям, потому что союзники достигли всего того, чего

желали сами. Кестельри отправился в главную квартиру союзных монархов и старался склонить императора Александра к заключению мира; но все его усилия были напрасны. В то самое время, когда государь говорил с ним о необходимости продолжать войну и действовать решительно, вошел князь Волконский с донесением Блюхера о поражении Олсуфьева под Шампобером. Император, гневно обратясь к Кестельри, сообщил ему полученное известие. «Вот следствия бездействия Главной армии и ваших домогательств заключить мир», – сказал он. Когда же английский министр, оставаясь при своем мнении, изложил его письменно, государь приказал графу Нессельроде написать ему в ответ: «Е. В. душевно сожалеет, что лорд Кестельри, совершенно пристав к мнению Австрийского Кабинета и следуя собственным миролюбивым побуждениям, способствует к затруднению хода военных действий, на который равномерно оказывают вредное влияние неудачи слишком растянутой блюхеровой армии, усиливающие медленность австрийцев».

Между тем как император Александр, желая выручить Блюхера, старался ускорить наступление Главной армии и с этой целью 2 (14) февраля прибыл в Пон-сюр-Сен, Меттерних деятельно