Да будет свет... - Анатолий Федорович Дьяков

Вместо делового обсуждения получилась какая-то свара. Чувствовалось, что тяготевший к популизму Щербина не был готов к проведению такого серьезного совещания, а поэтому решил показать генералитету свою эрудированность и способность быстро решать проблемы. Как правило, он проявлял активность лишь в том случае, если наверняка знал, на чем можно выгодно сыграть. Тогда он брал на себя инициативу и начинал давить с целью продемонстрировать, что он сидит на своем месте, владеет ситуацией и может ее решить.

Затянувшуюся паузу прервал Юрий Кузьмич Семенов, знавший слабые стороны своего начальника. Спасая положение, он сказал:

— Борис Евдокимович! Посмотрите, как удачно сюда можно провести газопровод…

Тот сразу встрепенулся:

— Где чертеж?

Щербина углубился в изучение чертежа, делая вид, что никакого инцидента не произошло. Полилось обсуждение тонкостей строительства газопровода. Совещание продолжилось, но к вопросу о назначении генерального подрядчика так и не подошли. Я напомнил Щербине:

— Так надо все-таки определить, кто будет генподрядчиком!

Тот опять вскинулся раздраженно:

— Вы, что, сами договориться не можете? Анатолий Иванович, я поручаю вам самому решить этот вопрос с Министерством обороны.

Сбросив тяжесть проблемы на чужие плечи, Борис Евдокимович объявил совещание закрытым, а мне предложил остаться.

Когда все вышли, Щербина начал меня стыдить:

— Анатолий Федорович, разве можно так вести себя? Вы же находитесь у зампреда Совета Министров…

— Борис Евдокимович, — перебил я его, — а вам так вести себя разве можно? Я ведь заместитель союзного министра, работаю не за страх, а за совесть. Вы даже не вникли в суть дела. Ведь это я их вытащил к вам. Это я организовал совещание. Это я поставил вопрос, чтобы ускорить процесс. Вместо того, чтобы пожурить военных за десятилетнее ничегонеделание, за срыв энергоснабжения космодрома — я их спасаю все время «времянками», несмотря на затраты! — вы меня при них — мордой об стол! И должностные лица Минобороны, которых я укорял и воспитывал, сидели и злорадствовали, любуясь сценой моего унижения. Я никому не позволю так к себе относиться!

Щербина не стал комментировать мои доводы:

— Вы все же подумайте на будущее. Так нельзя…

На этом мы с ним расстались. Я вышел из его кабинета. В приемной меня ждал Анатолий Иванович. Мы с ним переглянулись — и ему все стало понятно.

Впоследствии Борис Евдокимович относился ко мне корректно, давал задания и даже приводил в пример другим, как надо готовить совещания. Он никогда больше не повысил на меня голос. Но в нужное время он воспользовался случаем и напомнил, «кто есть кто», не поддержав мою кандидатуру при выдвижении на пост министра энергетики и электрификации СССР.

Майорец тоже не поддавался давлению Щербины, вел себя независимо, с достоинством, как и полагается министру огромной и важной отрасли промышленности, что не нравилось Борису Евдокимовичу, создавало в отношениях между ними ненужные трения. А от этого страдали все мы и наше общее дело.

Мои воспоминания о Борисе Евдокимовиче Щербине были бы неполными, если бы я не привел здесь еще несколько связанных с ним эпизодов. Человек неординарной судьбы, инженер-практик, он много внимания уделял новым технологиям, пытался во всем найти полезное и прогрессивное. Борис Евдокимович поддерживал все передовые научные разработки в области энергетики. Когда возникли сомнения по поводу того, продолжать или нет внедрение 800-мегаваттных блоков, он волевым решением, при опоре на мнение научных кругов, заставил ввести еще четыре блока–800 на Сургутской ГРЭС–2.

Щербина был профессиональным строителем, поэтому его очень увлекла идея трубопроводной транспортировки угля от мест добычи до котлов электростанций в виде водно-угольных суспензий (БУС). В производственной практике конца 80-х годов XX века применялось два метода сжигания водно-угольной суспензии. Первый заключался в обезвоживании (такой опыт был накоплен на Беловской ГРЭС): водноугольная суспензия в пропорции примерно 50 на 50 подается из шахты на станцию, где с помощью центрифуг производится ее обезвоживание, дробление и сжигание, как в обычной топке. Но отделяемая в процессе обезвоживания вода содержит много вредных компонентов, из-за чего сброс ее в водные бассейны по экологическим нормативам недопустим. Этот хороший метод так и не был внедрен из-за слишком больших затрат (предполагавшихся, но так никем и не подсчитанных) на очистку воды, которые необходимо было учесть при организации производства.

На Беловской ГРЭС были проведены испытания другого метода, заключающегося в сжигании водно-угольной суспензии без обезвоживания. Но для этого необходимо было отслеживать несколько параметров: оптимальное соотношение угля и воды, стабильность подачи суспензии, чтобы в случае ее непредвиденного останова уголь не выпадал в осадок и не закупоривал трубопровод, величину зольности угля. Наши опыты показали, что для устойчивой работы этого вида транспорта зольность угля не должна была превышать 1 0–12%. Кроме того, необходимы были пластикаторы, которые бы обеспечивали беспрепятственное скольжение суспензии по трубопроводу.

Начинать такие работы на ровном месте было совсем непросто. Мы знали, что в США проводились исследования и даже накоплен кое-какой опыт в этой области, но он еще нигде не применялся. Щербина принял волевое решение: «Таким трубопроводам быть!» Он поручил одному из институтов Нефтегазстроя разработать проект трубопровода Белово (Кузбасс) — Новосибирск общей протяженностью 260 километров с несколькими станциями перекачки. Не дождавшись окончания проектных расчетов и результатов экспериментов, Борис Евдокимович буквально «через колено» заставил строителей уложить этот трубопровод в землю.

Энергетиков мучил один вопрос: «А будет ли гореть эта суспензия?» Опытное сжигание суспензии на Беловской ГРЭС показало, что при нормальной работе котлов происходило снижение мощности до 10%. Чтобы исправить создавшееся положение, нужно было решить массу проблем, связанных с реконструкцией действующих котлов и горелок. Срочно понадобились емкости, в которых можно было бы хранить суспензию перед ее введением из трубопровода в котел. Необходимо было разработать механизм поддержания суспензии во взвешенном состоянии во избежание зашлаковки емкостей.

Борис Евдокимович никого не жалел. Он рвал и метал, заставляя решать эти проблемы незамедлительно. Нами были испробованы различные виды горелок, в том числе и ротационные, но, в конце концов, были все-таки разработаны обычные. А вот с подачей суспензии в котел дело застопорилось: нужны были насосы специальной конструкции.

Для обсуждения проблемы транспортировки водно-угольной суспензии по поручению Щербины было подготовлено заседание коллегии Государственного комитета по науке и технике Совета Министров СССР, председателем которого был академик Гурий Иванович Марчук, до этого занимавший пост президента Академии наук СССР. Мы ожидали взвешенного подхода к стоящим задачам, определения путей их решения и выделения необходимых финансовых средств. Но вместо серьезного разговора прозвучали речи, похожие на призывы и лозунги.

Министр строительства предприятий нефтяной и газовой промышленности СССР Владимир Григорьевич Чирсков доказывал: «Мы готовы сколько угодно закопать трубопроводов, и задание