Он увидел солнце. Егор Летов и его время - Александр Витальевич Горбачев

держит соответствующее издание из песни «Все идет по плану». Количество стикеров и комических картинок с лидером «Обороны», так или иначе обыгрывающих его формулировки и образы, не поддается исчислению. Иногда смехотворный эффект возникает помимо воли авторов. В 2024 году по случаю 60-летия Летова в Москве прошел полумарафон, хотя лидера «Обороны», мягко говоря, трудно было назвать апологетом здорового образа жизни. А в 2025 году сорокаминутный биографический сюжет про Егора Летова выпустил поп-телеканал «Муз-ТВ»: «Песня „Про дурачка“ только на первый взгляд кажется веселой», – произносит диктор с интонациями криминального хроникера.

Особо благодатным материалом «Оборона» с ее набором ясных выразительных черт оказалась для разнообразных моделей искусственного интеллекта: каждые несколько месяцев в соцсетях появляется очередная порция восторгов по поводу того, как нейроЛетов исполняет эстрадные шлягеры вроде «Самолета» Валерии или «Знаешь ли ты» Макsим.

Люди, привыкших относиться к «Гражданской обороне» почти как к святыне (а таких немало), подобные операции зачастую воспринимают как кощунство, но, по-моему, ничего неорганичного здесь нет, и даже наоборот. Летов ведь сам всю дорогу настаивал, что он веселый человек, просто как-то так вышло, что, пока он был жив, его хохот заглушался криком. Слушатели следующего поколения наконец его распознали и рассмеялись сами.

* * *

Как это вышло? Почему именно Летов?

В лучших традициях самого автора на этот вопрос существует несколько правильных ответов.

Можно сказать, что один из них – та история, которая рассказана в этой книге. Пережитых Летовым удивительных приключений на том и на этом свете хватило бы на несколько увлекательных жизней, и нет ничего странного, что они продолжают вызывать интерес. Более того: тот факт, что эта история закончилась, даже делает ее более привлекательной; как верно замечает Максим Семеляк, «мертвый Летов, конечно, безопаснее» (в том числе, чего уж там, и для биографа).

Можно сказать, что ему очень повезло с наследниками и адептами. После смерти Летова Наталья Чумакова, с одной стороны, доделала всю ту архивную работу, которую они начинали вместе; с другой, довела летовский бэк-каталог до окончательной цельности, отреставрировав и издав «Посевы»; а с третьей, умудрилась сделать все это спокойно и деликатно, ни разу не вызвав подозрений в спекуляции. В 2009 году Чумакова и Максим Семеляк смонтировали из архивной хроники документальный очерк «Егор Летов. Проект фильма»; через пять лет этот проект Чумакова воплотила уже в полноценный фильм «Здорово и вечно», который триумфально вышел в широкий прокат и несколько лет оставался обладателем рекорда по сборам среди оригинальных документальных картин. Параллельно поклонники и энтузиасты по крупицам собирали публикации, бутлеги и воспоминания: благодаря проекту «ГрОб-хроники», лейблам «Выргород» и Bull Terrier, а также нескольким профильным ютьюб-каналам сейчас можно посмотреть, прочитать и послушать фактически все, что было спето Летовым и сказано в связи с ним. Есть какая-то высшая справедливость в том, что эта титаническая работа была вознаграждена соответствующим интересом.

Можно сказать, что Летов сам заложил основы своего посмертного будущего, забежал вперед. Он разочаровался в новой российской власти и выступил против капитализма задолго до того, как это стало мейнстримом. Он начал исследовать советскую культуру и отделять эстетику от идеологии задолго до того, как это заинтересовало людей, не заставших СССР. Он начал практиковать экоанархизм задолго до того, как экологическая повестка стала обязательной частью прогрессивной политики во всем мире. В конце концов, «Гражданская оборона» – едва ли не единственная группа советского рока, в которой женщины играли на равных правах с мужчинами.

Можно сказать, что уникальность Летова в удивительном сочетании простоты и сложности. Филолог Олеся Темиршина верно замечает, что он «фактически создал версию „авангарда для народа“, воплотив многие экспериментальные установки Крученых, Введенского, Маяковского и др. в текстах, заслуживших подлинно народную любовь». За «Оборону» очень просто уцепиться, и с нее довольно сложно соскочить. В случае, допустим, с группой «Аквариум» ты сразу понимаешь, что имеешь дело с каким-то затейливым языком, который интересно (или неинтересно) расшифровывать, погружаясь в лабиринты аллюзий и отсылок. С Летовым не так. Исходно «Оборона» всегда работает на физиологическом уровне: вспышка, движение, ураган: как писал в одном из своих текстов Семеляк, сила этих песен «в изготовлении удивительных фантомов, в возведении радуги над миром». И когда ты уже попал и пропал, тогда перед тобой и раскрывается во всей красе этот сад расходящихся тропок – забытый американский психодел и обэриуты, Высоцкий и восточная философия, руины советской цивилизации и дворцы галлюциногенного рая, апология самоубийства и бунт против смерти. Этих дорог хватит на всю жизнь, и каждая приведет именно туда, куда тебе надо здесь и сейчас.

Можно сказать, что Летов нашел такую культурную позицию, которая позволила ему попасть в историю, не вляпавшись в официоз. Постоянно оказываясь то на одном полюсе, то на другом, но никогда не между ними, он сумел обрести народную любовь и лояльность элит, избежав апроприации со стороны государства. Для России это крайне заманчивая судьба – логично, что она привлекает самых разных людей.

В этом, к слову, одно из ключевых отличий Летова от его, пожалуй, единственного конкурента по замогильной славе – Виктора Цоя. При жизни они, кажется, даже не были толком знакомы и никогда всерьез не интересовались друг другом; после смерти оказались рядом, и тогда стала видна общность, о которой прежде не было даже особого резона задумываться. Скажем, и Цой, и Летов ориентировались на хиты, адресовались к массовой аудитории; их подходы к мелодиям и песенным конструкциям схожи хотя бы тем, что оба предпочитают атаковать в лоб. И Цою, и Летову свойственное некое смысловое мерцание: та самая суперпозиция, о которой выше говорит Роман Литвинов. Подобная практика, кстати, тоже во многом растет из концептуализма – понятие «мерцание» даже присутствует в «Словаре терминов московской концептуальной школы», и художник Илья Кабаков вполне бесхитростно описывает его так: «Ты попеременно то находишься внутри всего этого, то снаружи».

Однако Цой и Летов мерцают по-разному, что отчасти определяет и то, как их музыка живет теперь. Цой, будучи художником, взявшимся за гитару, воспринимает песню как своего рода холст, действует на поверхности значения, как бы констатируя его, но оставляя без оценки. «Моя ладонь превратилась в кулак» – это, собственно говоря, хорошо или плохо? «Мы ждем перемен» – это мы к ним стремимся или пассивно тянем время, пока кто-то сделает все за нас? Цой не отвечает и не объясняет, оставляя выбор слушателям. В его поздних песнях есть эта удивительная смысловая гибкость, напрямую вытекающая из тех многочисленных перемен стилей и костюмов, через которые группа «Кино» прошла на пути к своему финальному монохромному образу.

Цой не занимает ни одну из позиций, и поэтому его может присвоить себе кто угодно: песни «Кино» вполне органично звучат