Иван Грозный - Сергей Эдуардович Цветков

и холопам Федорова не было оказано никакого снисхождения: одних из них рубили саблями, других запирали в избы и взрывали порохом; дворы сжигали, скот кололи, имущество частью уничтожали, частью конфисковывали. Опричники присылали царю отчеты о произведенных погромах, на основании которых Грозный позже сделал в синодике опальных такие записи: «В Ивановском Большом отделано 17 человек да 14 человек ручным усечением конец прияша… В Бежецком Верху отделано Ивановых людей 65 человек да 12 человек, скончавшихся ручным усечением… В коломенских селах Григорий Ловчиков отделал: отделано Ивановых людей 20 человек» и так далеее. Пострадали также несколько дворян коломенского епископа, у которого Федоров, видимо, пытался найти защиту.

Во время коломенского похода особое доверие царя приобрел Малюта Скуратов, или Григорий Лукьянович Скуратов-Бельский (в XVI веке еще сохранялся обычай, по которому у человека было два имени — одно мирское, языческое, более употребительное, другое христианское, сокровенное; два имени имел и отец Малюты — Лукьян-Скурат Бельский). Происхождение рода Скуратовых- Бельских неясно. Они владели землями на границе Звенигородского и Московского уездов; высоких назначений никогда не получали. Тем не менее Скуратовы-Бельские были связаны с Грозным какими-то прочными узами. Во вкладной книге Иосифо-Волоцкого монастыря вклад царя по душе Малюты записан так: «Дал царь, государь и великий князь Иван Васильевич всея Руси по холопе своем (курсив мой. — С. Ц.) по Григорье по Малюте Лукьяновиче Скуратове…» Подобная формулировка — «по холопе своем» — употреблена Грозным еще только в одном случае: во вкладной записи по одному из родственников Малюты, Владимире Бельском. Возможно, Скуратовы-Бельские были когда-то холопами московских великих князей и сделались впоследствии их дворянами — в этом факте давней верной службы и лежал, вероятно, источник постоянной уверенности Грозного в преданности Малюты.

Путь Малюты наверх, в ближайшее царское окружение, был долог и нелегок. В «Дворовой тетради» 1552 года — списке служилых людей государева двора — он упомянут вместе с его двумя старшими братьями в числе дворян Бельского уезда (отсюда, вероятно, и происходит его фамилия). Введение опричнины поначалу мало изменило его положение, он продолжал оставаться где-то на заднем плане, среди простых опричников. В осеннем походе 1567 года против Литвы Малюта находился в опричном войске среди «третьих голов» — сотников, начальников низшего ранга; в то время как Алексей Басманов занимал должность «воеводы для посылок», то есть находился в непосредственном распоряжении царя, а князь Афанасий Вяземский был «дворовым воеводой» — возглавлял опричный штаб. Это было связано, вероятно, с тем, что в первые годы опричнины Иван окружал себя людьми, чье прошлое было ему хорошо известно; так, Вяземский и многие другие ближайшие опричники были участниками полоцкого похода 1563 года — последней крупной военной операции перед учреждением опричнины.

Выдвижение Малюты было связано не с воинскими заслугами (хотя его смерть показала, что он был храбрый воин). Он приглянулся царю своим палаческим усердием. В коломенских погромах Малюта показал себя свирепым экзекутором: царский синодик отмечает, что «во Губине Углу Малюта Скуратов с товарищи отделал 30 и 9 человек». Видимо, с этих пор его карьера круто пошла вверх. Но зенит его кровавого восхождения на вершину власти был еще впереди.

Всего до 6 июля, когда царь возвратился в Москву, опричники умертвили 369 человек: более 60 дворян с членами их семей и 293 боярских слуг. Побоище продолжилось в Москве, где опричники перебили еще 80 или 90 дворян — это были друзья и знакомые Федорова, бывшие казанские ссыльные, родня перебежчиков в Литву. Перед казнью обреченных били батогами, вымучивая у них припрятанное добро. Некоторых хватали и убивали прямо на улице и оставляли лежать, прикрепив к телу записку с указанием вины убитого.

Москва трепетала от ужаса. Однако находились люди, не боявшиеся бросить слова правды прямо в глаза царю. Вяземский дворянин Митнев, имя которого записано в синодике, на пиру в опричном дворце поднял чашу с такой «здравицей» Грозному: «Царь! — сказал он. — Воистину, яко сам пьешь, так и нас принуждаешь, окаянный, мед, смешанный с кровью братии нашей, пить!» Он был убит тут же, за столом.

Тогда же митрополит Филипп в последний раз всенародно, во время службы в Успенском соборе, потребовал отмены опричнины: «С тех пор как солнце светит в небесах, не было слышно, чтобы благочестивые цари возмущали свою державу». А 28 июля произошла стычка с царем, решившая судьбу митрополита. В этот день — праздник Смоленской иконы Богоматери, именуемой Одигитрия, — Филипп служил в Новодевичьем монастыре, где находится этот чудотворный образ. Неожиданно туда явился царь со своей опричной свитой, чтобы участвовать в крестном ходе. Перед тем как приступить к чтению Евангелия, Филипп обвел взглядом толпу молящихся и заметил одного опричника в тафье — маленькой шапочке восточного покроя. Надо сказать, что привычка не снимать в церкви тафью была тогда широко распространена и даже подверглась осуждению на Стоглавом соборе. В соборном постановлении «О тафьях безбожного Махмета» говорилось о несовместимости этого обычая с православным благочестием. Поэтому Филипп сурово сказал царю:

— Чтение Слова Божия следует слушать христианам с непокровенной головой, а эти откуда взяли агарянский обычай предстоять здесь с покрытыми головами?

— Кто такой? — закричал Грозный, ища глазами виновного, но тот уже успел снять тафью.

Опричники тут же стали убеждать царя, что митрополит сказал неправду, издеваясь над его царской державой. Нельзя было больнее уязвить «игумена всея Руси», чем попрекнув его нерадением к вере. Иван в гневе покинул богослужение, всенародно понося владыку лжецом, мятежником и злодеем.

Вскоре царь отдал приказ готовить суд над «клятвопреступником» — ведь митрополит преступил клятву не вступаться в опричнину и домовой обиход царя; сложить же с себя сан добровольно Филиппу мешало обязательство не оставлять митрополичий престол. Для низложения Филиппа требовалось соборное постановление. Созыв и руководство заседаниями собора царь поручил второму лицу в Русской Церкви — Новгородскому архиепископу Пимену. Одновременно Грозный торопил работу соловецкой следственной комиссии.

Чтобы обеспечить неблагоприятный для митрополита исход судилища, Грозный нанес удар по земской боярской думе. 11 сентября решилась участь Федорова. В этот день царь созвал в опричный московский дворец земских и опричных бояр и дворян. На их глазах в тронный зал ввели Федорова. Иван разыграл целый фарс. Приказав опальному боярину облачиться в царские одежды и сесть на трон, царь с обнаженной головой встал перед ним на колени и сказал:

— Здрав буди, великий царь земли Русской! Ты хотел занять мое место — вот ты ныне великий князь: радуйся и наслаждайся владычеством, которого искал.

Насладившись произведенным впечатлением, Иван продолжил:

— Но, имея власть сделать тебя царем, могу и низвергнуть с престола!

С этими словами он ударил боярина ножом в сердце. Затем по знаку царя опричники